Всматриваясь в проекцию рентгена на черный текстиль, Адам не смог не позлорадствовать. Его дозор окончен! Он с честью и достоинством отправляется на покой. Эванс, наоборот, только предстояло заступить на вахту, и ее облачение в спальный костюм никак не способствовало скорейшему наступлению отдыха. Все в том же режиме «ходячего», девушка прошла к комнате Николаса и забрала заплаканного ребенка из рук Софии.
– Мамочка, ты приехала ко мне? – вяло спросил Ник, у которого даже не осталось сил на радость после закатанной истерики и руганью с бабушкой, что он не будет пить таблетки, пока мама не привезет ему новые.
Софии показалось, что где-то этот спектакль в новом сезоне она уже видела, но актерский состав был несколько иной… Или тот же? Эх, разве теперь вспомнишь. В памяти всплыл только странный осадок от смеси чувств и неуловимое ощущение deja vu.
Николас Ларссон не из тех, кто ждет милости от природы. Свою задачу по их изъятию собственноручно он знал с момента появления на свет. Самый младший из Ларссонов моментально вцепился в мать хваткой детеныша шимпанзе, висевшего на ветках высоко в кронах деревьев. Держался крепко, чтобы наверняка. Ни на день, а на годы. Адам и София только скептически хмыкнули, позволяя Эванс самой разбираться с ее потомством, непреклонно державшим оборонительные позиции на протяжении нескольких часов, несмотря на столь юный возраст.
– Конечно, мышонок, – приласкала она сына.
Эванс дала ребенку жаропонижающее, выпитое с неимоверной радостью, и Ник сразу же отключился у матери на руках. Укладывая ребенка спать, девушка легла рядом. В течение получаса она проверяла температуру и следила за его сном. Тихое размеренное дыхание ребенка, промокшая от пота пижама и спавшая температура вызвали вздох несказанного облегчения у взрослых, периодически совавших в комнату любопытные носы и бросавшие обеспокоенные взгляды.
Последним, что Адам отчетливо запомнил, это то, как Ник глотает жаропонижающее. После этого уже ничего не имело значение. Адам и без того окончательно вымотался за последние несколько дней. Дома же его добил заболевший Никки, который наотрез отказался принимать лекарства без присутствия матери. Адаму ничего не оставалось, как ехать ночью в Северный Нордэм прямо в пальто поверх спортивного костюма. Стоит отметить, что поездка стоила потраченных усилий. Какого же было счастье Адама, когда малыш принял лекарства и успокоился. Теперь Адам мог поспать. Наконец-то он мог поспать! Неважно, что Ник шантажом добился от взрослых своего. Важным было, что шантаж все же привел их всех к желаемому результату. Ник выпил лекарства и спал. На этом миссия Адама на этом была окончена.
Передвигаясь наощупь, он зашел в комнату и скинул всю одежду прямо на пол, даже не удосужившись сходить в душ, а просто заполз под одеяло, отключившись, как только принял горизонтально положение. Как же хорошо. Ему казалось, что он заснул и попал на небеса. Усталость не давала ему даже пошевелиться лишний раз.
После спавшей температуры Николасу стало заметно лучше, а разомлевшую от тепла Эванс и саму начинало потихоньку морить. Спать с Ником на одной кровати было не лучшей идеей, и аккуратно встав, чтобы не разбудить ребенка, Миа поплелась по коридору к пустующей комнате Лиама. Дежуривших коршунов за дверью, на ее счастье, не оказалось. Девушка беззвучно приоткрыла дверь в спальню и, едва ее голова коснулась подушки, Эванс окончательно погрузилась в спокойный сон, каким не спала уже очень давно.
Адам настолько расслабился, что не услышал звука открывающейся двери, шороха шагов, и не почувствовал чужого присутствия в его комнате, пока что-то тёплое и родное не прижалось к нему. Он вдохнул уже до ломившего скулы знакомый запах, прижал это что-то к себе, ни черта не соображая и окончательно расслабившись. Какого же было его счастье, когда его обняли в ответ. Большего ему в этой жизни и не нужно было. Тишина и покой. Дом, в котором его ценят, может быть даже любят, и, возможно, не так уж и глупо ответить тем же. Что же до его пока что крепко спавших бесов, то бес с ними – перебесятся.
От долгого сна пробуждение было медленным и тягучим. Растянутым во времени с урывками, перемежающимися с последующим погружением в приятную дрему. И все же утро наступило. Оно встретило Адама хмурыми тучами за окном, что так же долго не давали проснуться, продлевая утреннюю заторможенность и сонливость. Ему было тепло и спокойно. Он давно уже не испытывал столь всеобъемлющего умиротворения вперемешку с неким подъемом настроя после ночного переполоха. Ко всему прочему его окутывал знакомый тонкий аромат, которым пахли простыни. Тонкий, терпкий, с едва уловимыми нотками. Он будто нарочно сулил Адаму уверенность и покой, дергал невидимые ниточки в мозгу и воздействовал глубоко на подсознание.