Карточный домик. Проклятье королей

– Ничего страшного не произошло, – что Адам и сделал в логичном спокойном выводе. – Ты просто перепутала комнаты, – отсутствие продолжения, мягкий тон, точные слова быстро возымели эффект, и паника в глазах девушки отступила.

Дерганые попытки высвободиться, только обострявшие возбуждение их обоих, немедленно прекратились, а рациональное снова затянуло хмурое небо туманной пеленой без единого просвета.

– Спутали меня с Беатрис? – хриплым голосом спросила Миа, оправдывая его, на что Адам закрыл глаза и выдохнул, прислонившись своим лбом к её, благодаря без слов.

– Сейчас ты встанешь и идешь в комнату Лиама дальше по коридору. Ты меня поняла? – он осторожно взял ее за подбородок, боясь коснуться. – Кивни, если поняла, – аккуратно приподнял он ее лицо, будто для поцелуя, и инстинктивно опустился всего на дюйм, замерев над ее губами.

Она кивнула. Она всегда кивала. Согласилась, что уйдет, а он не хотел, чтобы она уходила. Рядом с ней было так хорошо и спокойно. Девушка зашевелилась и начала выползать из-под него, чтобы стало большой ошибкой. Миа совершенно не беспокоилась об аккуратности своих действий и не задумывалась о последствиях. От легких движений гибкого тела под ним Ларссона затрясло. «Она это специально, да? Да!» – цветные круги заплясали перед глазами, и Адам сжал простынь по бокам от тела девушки. Уткнулся лицом в подушку, сдавленно застонав, и не смог остановить себя. В ней было слишком горячо, рядом с ней было слишком сладко, все рядом с ней слишком. Выдержка Адама трещала по швам, как и простынь в его руках, и он не смог себя остановить, когда так долго сдерживал инстинкты. Он же не железный, в конце-то концов, и все еще человек.

В отместку за принесенные сладкие муки Адам укусил ее за плечо, и Эванс отпрянула резко и быстро, прочертила спиной вверх по постели и тут же сжалась от судороги, прошедшей по телу, а ее глаза закатились с рваным вздохом, сорвавшимся с губ.

– Стой, – неестественно хриплый голос напугал ее сильнее, и девушка замерла, не шелохнувшись. – Расслабься, – сквозь зубы выдавил он, и непонятно кого из них он просил ее или себя.

Эванс, привыкшая четко выполнять поставленную задачу, моментально ответила на команду. Расслабилась, обмякла и съезжая по его бокам бедрами.

Адам поздно понял, насколько ошибочной была его просьба. Стоило Эванс расслабиться и впустить его глубже, и здесь уже никакие запреты никому из них не помогут. «Твою ж мать», – едва не высказал он вслух, но прикрыл глаза, рвано вдыхая, когда она выгнулась навстречу, и дрожь вдоль позвоночника затмила Ларссону разум.

– Я не это имел в виду, черт, – шипел он в подушку, прогрызая ткань наволочки зубами.

О двойном смысле своих слов задумываться было поздно, да и думать сейчас уже не хотелось, когда все их общение свелось в плоскость даримых друг другу ощущений.

– Поздно, – что и так понятно без ее уточнения, но Миа все же подводит черту.

Поздно. Для них обоих разум потерян, воля сломлена, семь лет притирок и проверок не прошли бесследно. Поздно, когда пасмурное небо темнее темного. Поздно, когда зеленое море светится изнутри. Поздно, когда непреодолимая сила сталкивается с неподвижным предметом, доказывая, что одно не существует без другого, а существовать в равновесии – не для них. Поздно, когда уже по привычке губы находят губы, что целуют в ответ вместо сказанных едких и обидных слов, и руки оплетают шею, а не отталкивают.

На долгое продолжение никто и не насчитывал. Только не сейчас, когда после сна все ощущения в сотню раз ярче. Ни в миг единения, когда уже все чувства обострены до предела и режут острыми гранями все поставленные между ними условности. Правило «пойдем в поход, а там по обстановке» не работает, когда непроходимые тернии у тебя за плечами, а звезды сверкают на горизонте и под закрытыми веками. Поздно, когда ты уже на вершине мира, и он у твоих ног. Вернуться назад не получится, значит, придется идти только вперед по тропинке из жгучего тянущего удовольствия.

Каждое движение сопровождается движением навстречу, каждый вдох слышится эхом в ответ. Только здесь, когда ничего больше не существует, и ничто уже не имеет значение, когда есть только они. Поздно. Когда вокруг настоящее и живое.

Адам смотрит перед собой расплывающимся взглядом и видит, как хмурое небо светлеет, и из него вот-вот проглянет Солнце. Оно жжет, а не греет, и хочется обжечься сильнее, упасть на острые скалы и никогда не подниматься. Ему бы успокоиться и закончить начатое, но скучно идти в поход одному. Без ее удовольствия его будет неполным, и Адам ждет свое тихо. Тот самый неповторимый момент, когда оно оглушительно, и такое редкое в Нордэме Солнце опалит и душу, и тело, выжжет изнутри. Двигаясь осторожно, что стоило неимоверных усилий, он подводит ее к тому самому пику, откуда видны звезды. Они сверкают миллионами огней и лежат у самых ног. И если она позволит, он покажет ей каждую, а если повезет, то и все разом.

– Ми, давай, детка, – ласково шепчет он ей на ухо, – давай же, милая, – бормочет почти неосознанно в прилипшие ко лбу волосы.