Картофельная яблоня (сборник)

– Не дам, ироды, жечь! Не дам! Мужа с мамкой сожгли. Свекруху! Не дам сЫночку моего жечь! В земельке похороню, как положено!

– Ваш сын? – Сердце у Анны засаднило материнской болью.

Сочувствие, огорошило хозяйку окружённого огнём дома. Она замерла и недоверчиво уставилась на серебристого пришельца с чёрным заслоном вместо лица, разговаривающего с ней женским голосом. Эта неделя одним росчерком вымарала из памяти мягкие интонации и болезненную сладости чьей-то сопричастности твоему горю.

– Заболел Тимоша, – севшим сразу шёпотом поделилась женщина. – Отходит.

Ноги у хозяйки подломились, она тяжело осела на диван и уткнулась лицом в ладони. Синявская присела рядом, положила бесформенную лапу в огромной перчатке на плечо женщины. Андрей Дмитриевич молча указал на занавеску, давая понять: «Я туда». Анна кивнула. Минут через пять она присоединилась к коллеге.

На узкой кровати, щедро, по-деревенски усыпанной подушками, лежал человек. Болезнь выдавила из него всё, что могло бы говорить о его годах. Почерневший череп, туго обтянутый сухим пергаментом кожи. Кострицын, склонившийся над подростком, пытался нащупать иглой шприца вену. При этом он бормотал что-то ободряющее и утешительное. Больному его уговоры вряд ли были нужны. Мальчик находился в глубоком забытьи. Похоже, видавший виды доктор, успокаивал больше сам себя. Когда вошла Анна, Андрей Дмитриевич умолк и поднял голову.

– Вены спались, – пожаловался он. – Не могу взять кровь.

– Такое истощение за два дня? – Синявская тронула запястье больного.

Кострицын утвердительно кивнул.

– Странная картина для чумы, не правда ли? Истощение, конечно, в ходе болезни неизбежно, но не такое стремительное. А теперь посмотрите сюда, – Андрей Дмитриевич повернул голову подростка так, чтобы Синявская могла лучше рассмотреть исполинские бело-жёлтые пакеты воспалённых лимфатических узлов.

– Бубоны? – предположила Анна и тут же увидела ещё несколько вздувшихся шишек там, где никаких узлов не могло быть по всем законам физиологии. Кострицын перехватил её изумлённый взгляд.

– Да, уважаемая Анна Михайловна, лимфатические узлы, похоже, воспаляются лишь, как следствие. Не могу утверждать, но…

– Возьмём пункцию.

– Да, к сожалению, вынужден признать, наш полковник не так уж неправ. Боюсь, единственно, чем мы можем помочь мальчику – хороший анестетик. Функции организма затухают. Пульс нитевидный.

– Увы. Соберём по максимуму материал. На это, учитывая состояние больного, может уйти немало времени, но, надеюсь, полковник нас простит. В конце концов, мы здесь именно за этим.

За спинами людей в изолирующих костюмах, прислонившись виском к притолоке, стояла мать подростка. Задавать вопросы о состоянии и шансах на выздоровление сына она не пыталась. Невыносимо ломило и распирало в правой груди. Пару часов назад она нащупала там плотный, растущий под пальцами комок. Такой же нарывающий подкожный сгусток она нашла под лопаткой, в паху и на голени. Одуряющая слабость вычистила из головы все мысли, кроме одной – скорее бы всё кончилось.

Упаковав анализы в саквояж, Кострицын и Синявская попрощались с женщиной и вышли из дома.

– Я видела у неё на ноге… назовём его условно бубоном. Может быть, стоит поработать и с ней?

– Думаю, результаты будут те же. Исход, как ни жаль, тоже. Наше дело сейчас лаборатория. Кстати, вы не знаете, где у них лаборатория? В лагере я так её и не нашёл.

– Понятия не имею. Возможно, чуть дальше от очага.

– Вероятно.

– А вы знаете, что мы отсутствовали почти три часа? Думаю, Яровой рвёт и мечет.

– Ничего, переживём. Если бы уж очень рассвирепел, явился бы лично.

– Наверно.

Так переговариваясь, они добрались до машины, оставленной поодаль от беснующегося, уже ненужного обречённому дому огня. Анна, которая шла чуть впереди, вдруг остановилась. Кострицын наткнулся на неё и, не сдержавшись, чертыхнулся. Не обращая внимания на ворчание спутника, Синявская ринулась к машине.

– Что вы делаете?!

Андрей Дмитриевич близоруко прищурился, всматриваясь в то, что так потрясло его коллегу, и остолбенел. Прислонившись спинами к колесу «Урала», на земле сидели полковник Яровой и молоденький парень, водитель машины. Защитные перчатки и шлемы валялись рядом. Несмотря на разницу в званиях, мужчины поочерёдно глотали из одной фляги и громко хохотали.

– Ааа, застукали! – радушно пропел полковник вихляющимся голосом. Стало понятно, что налито у этих двоих во фляге.

– Как… как вы могли?! – Теперь на крик сорвался и всегда сдержанный Кострицын. – Это же самоубийство! Сейчас же наденьте защитные средства!

– Слышь, доктор, – благодушно улыбнулся водитель. – Не мельтешись. Давай лучше с нами. Стресс сними. Стрессы укорачивают жизнь!

Парень поднял вверх указательный палец и захохотал так, что повалился на землю. Яровой загоготал с ним хорошо спевшимся дуэтом.

– Что вы… – Синявская задохнулась.

– О! – Полковник радостно развёл руками. – Мадам! За женщин гусары пьют стоя!

Он попытался подняться, но, похоже, фляга наполнялась уже не первый раз за время отсутствия врачей.