Удивленно расширив глаза и глядя на меня, Яркин слегка изменившимся голосом ответил:
— Я об этом знаю только со слов других.
— Вы его лично знали? Были с ним знакомы?
— Знать знал, но знаком не был.
Передо мною снова сидел с виду совершенно спокойный человек.
Но я обратил внимание, что кисти рук его, по-прежнему лежавших на коленях, стали мелко-мелко дрожать. Я продолжал допрос.
— Видели вы Зимина на озере Лубное 5 октября?
— Нет, не видел.
— Знаете вы остров Глухой на этом озере?
— Да, знаю.
— Были вы на нем 5 октября?
— Ни 5 октября, никогда раньше я на этом острове не был, — отвечал Яркин.
Стало заметно, что Яркин уже не может сдерживать своего волнения. Он снял берет и вытер им вспотевшие руки. Лицо его покрылось красными пятнами.
— Вы что, не думаете ли обвинить меня в этом убийстве? — сильно изменившимся голосом спросил Яркин.
— Вопросы буду задавать я, не опережайте события, гражданин Яркин. Вы выписываете «Учительскую газету»?
— Да... выписываем... — недоуменно ответил Яркин.
Я вынул из папки «Учительскую газету» и, показывая ее Яркину, спросил:
— Это не ваша газета?
Яркин вместо ответа пожал плечами.
— Вот эти подчеркивания синим карандашом вам знакомы? — спросил я, показывая Яркину заметки в газете. — Кто их подчеркивал? Вы или ваша жена?
— Нет... ни я, ни жена эту газету почти не читаем, если подчеркнуто, то это могла сделать лишь дочь.
Яркин рассказал, что он выписывает эту газету для своей дочери, студентки последнего курса пединститута.
Показывая Яркину двухцветную картонную прокладку 12-го калибра, я спросил его:
— Не узнаете? Это не ваша прокладка?
Внимательно всмотревшись в маленький кружочек, Яркин ответил, что не уверен в том, его ли эта прокладка, но что такие же прокладки у него есть дома.
...У ворот дома нас уже ждали понятые — работники охотничьей секции, приглашенные мною по телефону. Войдя в квартиру Яркина, я предложил ему предъявить нам патроны, бывшие с ним на охоте 5 октября, высечку для производства пыжей и прокладок, а также все карандаши, находящиеся в его квартире. Через несколько минут я рассматривал на столе все, что предъявил Яркий. Тут были металлическая высечка под 12-й калибр, несколько карандашей, в том числе один синего цвета, и около двух десятков патронов 12-го калибра.
Мы были удивлены тем, что, вместо картонной прокладки, на дроби лежали целлулоидные. Сквозь прозрачный целлулоид было видно, что патроны заряжены дробью № 2. Разрядив несколько патронов, мы убедились в том, что на порох были положены картонные прокладки точно такой же расцветки, как и имеющаяся у меня в деле.
...Вновь возникла необходимость в производстве криминалистической экспертизы. Арсений Владимирович, видя все мои старания и будучи сам заинтересован этим делом, пошел даже на то, что нарушил график работ, и новое заключение по моему делу было сделано опять вне очереди.
Экспертиза подтвердила, что пыжи и прокладки, изъятые на квартире Яркина, одинаковы с пыжами и цветной прокладкой, найденной на поляне, и изготовлены высечкой, принадлежащей Яркину; что копоть на рубашке Зимина образована от сгорания пороха, подобного пороху из патронов, изъятых у Яркина; что дробь № 2 в патронах Яркина по своему составу одинакова с дробью, извлеченной из трупа Зимина. Положительно ответила экспертиза и на вопрос о синем карандаше, дав заключение, что подчеркивание в «Учительской газете» могло быть сделано этим карандашом.
Я полагал, что под давлением таких улик Яркин перестанет упорствовать и вынужден будет признаться в совершенном убийстве.
Но Яркин не признавался.
Ни на йоту не пытаясь оспаривать выводы экспертиз, не опровергая ни одной из улик, он упорно отрицал свою вину и давал одни и те же показания, что на озеро Лубное он прибыл попутной автомашиной... Не заходя на базу к егерю Волкову, прошел до Старой пристани, где сидел на берегу, отдыхал, закусывал... Примерно часа в три ночи, приготовив бывшую с ним резиновую лодку, поплыл к середине озера, где пробыл до трех часов дня. Возвратившись на берег, сходил к избушке егеря и, так как его там не было, оставил свою путевку и отправился к шоссе... Примерно часов в шесть вечера ему удалось сесть на попутную машину, а в 11 часов вечера он был уже дома. В тот день Зимина на озере не встречал... На острове Глухом никогда не был.
«Ну что же, — думал я, — признание обвиняемого при бесспорности доказательств момент лишь желательный, но отнюдь не обязательный и для предъявления Яркину обвинения материалов вполне достаточно».
Никаких оснований для обвинения Яркина в умышленном убийстве не было, и поэтому я принял решение предъявить ему обвинение в убийстве по неосторожности.
Дело близилось к концу. Я уже приблизительно высчитал, что 30 октября Яркин предстанет перед судом.
Но ни 30 октября, ни в другое время суд над Яркиным не состоялся. Не судили Яркина лишь только потому, что его место на скамье подсудимых... занял совершенно другой человек, на которого у меня не только не было никаких подозрений, но о существовании которого я даже не знал.