Экспертиза подтвердила мои предположения. Ответы были таковы: 1) пороховая копоть в гильзе и в стволах ружья отлична от пороховой копоти, имеющейся на рубашке покойного; 2) все пыжи и прокладки 16-го калибра, предъявленные для экспертизы, одинаковы как по составу материала, так и по способу изготовления; 3) цветная прокладка 12-го калибра не могла быть вставлена в гильзу 16-го калибра; 4) представленная на экспертизу дробь № 4 одинакова по своему составу. И, наконец, на пятый вопрос я получил утвердительный ответ, т. е. что и пыжи и цветная прокладка 12-го калибра были изготовлены одним и тем же высекающим инструментом.
Итак, многие неизвестные в моей задаче были раскрыты. Оставался только один «икс» — владелец пыжей и цветной прокладки домашнего изготовления.
Кто это и где он сейчас?
Если его искать только среди учтенных охотников, бывших на озере 5 октября, то и тогда это представляло бы большую трудность, а если учесть и тех, кто был на озере без путевок, тогда задача станет еще сложнее.
Даже выявив всех, кто был на озере в день убийства, я не имел права в открытую искать среди них убийцу путем обысков на квартирах и поисков нужного. Это было бы недопустимо и тактически ошибочно. Из тех же тактических соображений я не мог обратиться к помощи самих охотников: как только убийца узнал бы, что следствие интересуется картонной цветной прокладкой 12-го калибра, он немедленно избавился бы от этих улик и они могли бы исчезнуть для меня безвозвратно. Приходилось действовать другими путями, более медленными и к тому же не сулящими особых надежд.
IV. Снова к протоколу осмотра
Шел уже шестой день, как я принял дело к производству.
Мне было ясно, что время работает не на меня, и вместе с тем нужно было вести следствие таким методом, который требовал скрупулезной работы и уйму времени. С такой пассивностью я никак примириться не мог и выискивал все новые пути и методы, могущие помочь мне в поисках убийцы.
Намечая те или другие следственные действия, я все время возвращался к показаниям свидетелей или заключению экспертиз. В тот памятный вечер, просмотрев учебники криминалистики и различные методические разработки по разделам убийства и убедившись, что в данном случае они мне не помогут, я решил закончить работу и отправляться домой.
Уже убирая со стола дело, я случайно раскрыл его в том месте, где был вшит протокол осмотра места происшествия и, точно в первый раз, прочитал: «...в ногах трупа справа, на расстоянии 80 сантиметров от ступни правой ноги, лежит газета, на которой находятся... нож перочинный... нарезанные куски белого, черного и серого хлеба».
Я еще раз внимательно прочел это место протокола, и меня точно осенило: что за газета? где она? и почему три сорта хлеба? что за необходимость или прихоть заставила Кузьму Ивановича набрать с собой такой ассортимент хлеба?
Перечитав внимательно протокол осмотра места происшествия, я убедился в том, что ни газета, ни продукты в качестве вещественных доказательств к делу не приобщались. Это очень большая оплошность ведущего следствие... «Ну, хлеб и остальные продукты могли выбросить, но не могли же выбросить газету! — думал я, поспешно, в который уже раз листая дело в надежде найти в нем хотя бы намек на эту газету. — А может быть, это та газета, которая находится внутри свертка с вещественными доказательствами и которую я неоднократно разворачивал, пересматривая лежащие в ней предметы?» Поспешно я развернул сверток и вынул из него скомканную порванную газету. Это была «Учительская газета» за 2 октября. Расправив на столе, я стал внимательно ее разглядывать. Прежде всего мне бросилась в глаза заметка под названием «Ложный стыд», текст которой в нескольких местах был густо подчеркнут синим карандашом. На последней странице таким же карандашом было подчеркнуто объявление издательства о выходе в свет новых книг по педагогике. Значит это не случайно купленная для завертки газета? Но кому она принадлежит?.. Несмотря на поздний час, я позвонил по телефону на квартиру Надежды Владимировны и, извинившись за беспокойство, спросил ее, не помнит ли она, какой хлеб взял на охоту Кузьма Иванович и не брал ли он с собой «Учительскую газету»? Я знал, как тяжело сейчас ей ворошить в памяти и вновь переживать те минуты, когда она собирала на охоту и провожала мужа, еще не ведая, что видит его в последний раз! Но что поделаешь? Интересы следствия вынуждают нас порою касаться самых сокровенных, сугубо личных и интимных сторон жизни.
Немного подумав, Надежда Владимировна ответила, что, как обычно, Кузьма Иванович взял с собой белый и черный хлеб. На мой вопрос, не клала ли она ему серый хлеб, Надежда Владимировна ответила, что Кузьма Иванович терпеть не мог серого хлеба и она его никогда не покупала. Что же касается «Учительской газеты», то ни он, ни она никогда эту газету не читали, и поэтому в рюкзаке у мужа такой газеты быть не могло.
Пожелав Надежде Владимировне спокойной ночи, я повесил трубку и, охваченный радостным волнением, быстро заходил по комнате.