Картонная пуля

— Вообще-то он не по моему ведомству, но все равно давай.

— Возможно, это один мой знакомый по фамилии Ширяев. Анатолий… Записал?.. Антуаныч, а че ты мне про Ракова ничего не рассказываешь?

— Про какого Ракова?

— Будто бы вчера на пороге моего дома труп подняли…

— Да? Интересно! А я, честно говоря, вчерашние сводки еще не успел посмотреть. Я ж два дня болел, из дома не выходил…

* * *

При входе в контору «Геннадий Степанович» навстречу подался бдительный охранник, элегантный, как известный новосибирский шоумен Виктор Буланкин. Ему только бабочки не хватало, я имею в виду охранника, и можно прямиком дуть на заключительный вечер кинофестиваля в Кайнах. Раньше я его здесь не встречал.

По селектору «Буланкин» связался с Вороновым и, предложив пройти в комнату семь, проводил мою расслабленную походку бывшего боксера длинным проницательным взглядом.

Большой ложкой Котяныч жадно поглощал салаты из прозрачных ванночек. На столе, прямо на деловых бумагах перед ним лежало пять или шесть пустых посудин и столько же или даже больше неначатых.

— Хочешь? — гостеприимно, впрочем не без тени сомнения, переходящей в сожаление, предложил он, с трудом ворочая языком в набитом рту.

Зверский аппетит Котяныча внезапно пробудил во мне ответное чувство. К тому же я вспомнил, что с утра действительно не ел, а встал рано.

Оказалось, что салат во всех упаковках один и тот же — огурцы и горошек, перемешанные с миллиграммовыми дробинками крабовых палочек.

Мне досталась неудобная пластмассовая вилочка, которая за один раз больше одной горошины зацепить не могла, и я с завистью поглядывал на горы салата, которые Котяныч отправлял в рот ложкой. Огурцы с горошком — не бог весть какая еда, когда желудок пустой…

— Огурцы любишь? — поинтересовался я.

— Есть люблю, а так не очень… Шучу. Просто в магазине других салатов не было, а мясо я не ем, ты же знаешь… Проголодался… В пять утра шефа встречал, потом замотался…

Про мясо я слышал первый раз в жизни. Может, он и говорил раньше, но мне абсолютно поровну, кто что ест или не ест.

Котяныч успел убрать еще пять упаковок,» пока я при помощи несовершенной вилки справился с двумя.

— У вас сегодня свадьба? — спросил я.

— Почему?

— Охранник — такой пижон. Как свидетель на свадьбе.

— Скорее, как свидетель на похоронах. Похороны у нас. Слыхал?

— Не-а.

Воронов неторопливо составил прозрачные ванночки одна в другую, стряхнул с деловых бумаг крошки, после чего неохотно соблаговолил объяснить:

— Вчера вечером жена шефа погибла. Сбили машиной.

— В смысле, жена Треухина?! — не поверил я.

— Ну да, у меня пока другого шефа нет… На Кирова… Переходила дорогу в неположенном месте…

— Это ее, что ли, по дороге протащили чуть не километр?

— А ты откуда знаешь?

— Весь город только об этом и говорит.

— Да ну? Городу больше не о чем поговорить? Вон Ульяна Лопаткина завтра приезжает…

— Кто это?

— Нда… — Котяныч увел в сторону смущенный взгляд потомственного интеллигента, повстречавшего на дороге зачуханного пэтэушника. — Я думал, про нее все знают… Балерина. Лучшая в мире. Рост сто восемьдесят, а, как приподнимется на цыпочки, так и все два… Серьезно: откуда про жену информация?

Котяныч — человек умный, спору нет. Искусством интересуется. Но в нем самом росту содержится всего метр семьдесят. Конечно, он генетически обязан тянуться к барышням, в которых от ста восьмидесяти до двух… Поэтому и знает про балерин.

— Сводку читал. Но там она как неопознанная, — объяснил я насчет наезда.

— Опознали сегодня ночью… Вот, значит, оно как…

Костя философски вздохнул, намекая на иллюзорность человеческого бытия: сегодня ты жена преуспевающего коммерсанта, а завтра тебя сбивает автомобиль, как простую работницу Октябрьской птицефабрики…

— Слышал, что однажды случилось с женой одного крутого областного начальника по фамилии Яблоков? — неожиданно спросил он.

…Если бы я умел вздрагивать, то при этом случайном упоминании знаменитого заместителя губернатора я бы почти вздрогнул…

— …Не знаешь? Ну неважно… Она… Вот представь… Дама лет сорока, ужасно фешенебельная, у нее домашний бюстгальтер, я думаю, из соболей… И трусы из соболей. Подбитые соболями…

…Котяныч мечтательно воздел глаза кверху. Вправду он, что ли, считает, что трусы, подбитые соболем, выглядят сексуальней прочего белья?..