Картонное небо. Исповедь церковного бунтаря

В пещерах на Афоне часто предаются откровенному пьянству или, сходясь с зилотами, занимаются злословием в отношении масонских, по их мнению, монастырей. Особенной нелюбовью у них пользуется Ватопед, в котором частым гостем, например, является английский принц Чарльз. Встречаются между монахами и откровенные драки, особенно если они хорошенечко подопьют. Люди в пещерах отираются своенравные и свирепые, хоть и полудохлые от бродячего образа жизни и постоянного пьянства.

Моим послушанием в монастыре было петь, а партесное православное пение весьма сложный процесс, поскольку ты поёшь не один и не в унисон, а выстраиваешь гармонию вместе с другими певцами. Монастырь – это место, где принято недосыпать, что уже само по себе вызывает раздражение. А монастырский устав просто варварский и жестокий для певцов. Певец должен много спать и много есть, чтобы хорошо петь. И беречь себя от болезней. Но ежедневное продолжительное пение вызывало хронический ларингит и вместо пения певчие иногда хрипели на связках, что дико злит тех, кто поёт с ними в унисон. А учитывая, что храмы зимой не отапливаются, петь было очень тяжело. И когда при всём при этом кто-то начинает фальшивить, раздражение растёт по экспоненте и само пение становится невыносимым. Бывает, что и ты кого-то раздражаешь своим пением. Я пел первым тенором, а это самый высокий тон и самый раздражающий для окружающих. Если ты где-нибудь занизишь, это сразу же нарушает всю гармонию.

И наконец, самое неприятное, что в довесок ко всему раздражается и сам регент, который благодаря своему высокому статусу имеет право сбрасывать своё раздражение на подчинённых. Ведь помните – отцы смиряют, послушники смиряются. Я простоял на клиросе несколько лет с крайне негативно настроенным и просто злобным регентом-украинцем, который очень хотел войти в собор старцев, для чего ночи напролёт учил греческий язык, а утром приходил на клирос невыспавшийся и злой. Поскольку он был иеромонах, его статус позволял «гневаться и не согрешать». Попросту говоря, он злобствовал в отношении всех певцов, но особенно отыгрывался на самых бесправных певчих, в том числе и на мне. Сам я тоже человек с характером, и эта выливающаяся на меня злоба провоцировала ответное раздражение, которое по своему низкому статусу в монастырской иерархии я должен был сдерживать.

Регент же был настоящим садистом, и у него даже было моральное обоснование собственного поведения, основанное на армейском опыте. Он часто вспоминал, как, будучи старшим сержантом, избил одного уснувшего на посту солдата до крови. Бил прикладом. Регент считал, что правильно делал, так как в армии нужно любыми способами держать дисциплину.

И иногда он спрашивал у меня, правильно ли он сделал тогда, чтобы обосновать свои действия и раздражение в отношении меня. Я тогда лишь пожимал плечами, а сейчас у меня сии духовные словеса вызывают лишь снисходительную усмешку. Если бы его слова были справедливыми, то воспитанная такими «гениями» украинская армия должна была быть «всех сильней». Однако я этого на Донбассе не заметил. Удивительно, как в этих мозгах причудливо оправдывалась бесцеремонность и злоба в отношении подчинённых. Ведь он с помощью «нападок» (лучше не скажешь) воспитывает в нас «дух», а не просто отрыгивает своё раздражение в отношении куда более бесправных, чем он, людей. Честно говоря, я терпел, насколько мог, а мог я тогда многое, ведь у меня был достаточно серьёзный подход. Тем не менее, меня один раз напугало, что гневные помыслы начали рождать в сознании образы убийства. Сами угрозы убийства на Афоне я слышал и в отношении себя. Мол, легко где-нибудь выманить человека в кустарник, ударить камнем по голове, а потом либо прикопать где-нибудь тело, либо выбросить в море с грузом – падальщики-осьминоги постепенно его утилизируют. Вряд ли кто-нибудь будет тебя искать. Ну сорвался, уехал. Не выдержал…