Картонные стены

– Пытаюсь… Сама скрываю, что ребенок у меня умер и кем был его отец… Но Алинка-то знала! И вы уже знаете. И Вадику бы я рано или поздно рассказала…

– Мы все разные. Кому-то, выговорившись, становится легче, а кому-то и самому себе сказать правду невмоготу. Кстати, ты знаешь, что жасмин распускает свои цветы только ночью? Есть такая старая индийская легенда: принцесса Жасмин влюбилась в бога Солнца, но он ее отверг. С горя девушка покончила с собой. Узнав о случившемся, бог Солнца сильно расстроился, приказал собрать пепел принцессы и превратил его в чудный цветок. Если верить легенде, ночью душа девушки выходит на волю, чтобы не тревожить своей любовью бога Солнца.

– Нет, я не знала… Значит, вам удалось раскопать, что у Алины любовник?! – В Жанкиных глазах смешались испуг и любопытство.

– Не совсем так, не просто любовник. Она скорее считает, что это был и есть очень близкий ей человек.

– Варвара Сергеевна, миленькая, не выносите мне мозг! Говорите, что знаете, и безо всяких легенд! – чуть ли не закричала Жанка.

Самоварова осмотрелась по сторонам.

– Не кричи. И у стен есть уши. Кстати, где строители?

– У себя в вагончике. Сегодня же воскресенье, у них выходной.

– Ясно, – задумалась Самоварова.

По ее запросу Никитин ответа еще не прислал…

– Да не соскакивайте вы с темы, говорите!

Варвара Сергеевна не хотела играть на Жанкином терпении, просто она думала о нескольких вещах одновременно и еще подыскивала максимально понятные для своей собеседницы слова.

– Видишь ли, бывает так, что психика глубоко травмированного человека создает себе некое безопасное пространство, чтобы убегать в него от сложно выносимой реальности. Помнишь день, когда умер Алинин отец? Вы же продолжали общаться?

– Не помню, – отведя глаза в сторону, хмуро бросила распоряжайка. – Я у матери была. У брата началась белая горячка, мать меня срочно вызвала. Денег-то у них на хорошую клинику не было, вернее, ни на какую не было. А когда я через несколько дней вернулась в Москву и позвонила Алинке, она мне сказала, что ее отец умер. Такая, помню, на душе чернуха была, все, блин, сгрудилось, один к одному.

– Бывают в жизни такие периоды, – невесело откликнулась Самоварова и снова присела на лавку. – Ты можешь обещать, что все сказанною мной останется между нами? – тихо попросила она.

– Конечно!

– Жанна, это очень серьезно. Что бы ни произошло в этом доме впоследствии, то, что я расскажу, должно остаться между мной и тобой. Ни мама в дежурном разговоре, ни подружка из клуба, ни Ливреев, с которым ты, если сама того захочешь, к вечеру помиришься, не должны об этом узнать.

– Варвара Сергеевна, да прекратите вы говорить со мной, как с тупой дочкой! – вспыхнула Жанка. – Я много разного про всех тут знаю и без нужды никогда не треплюсь! А насчет Вадима… – Отчаянно зудящее взяло верх над остальным. – С чего вы взяли, что мы к вечеру помиримся?

– Так завтра же понедельник, – усмехнулась Самоварова.

К сожалению, ей слишком хорошо были знакомы отношения, в которых дни недели имеют решающее значение.

– И что?

– Ну… Ежели ты сама того захочешь, он всю ближайшую рабочую неделю снова будет в твоем распоряжении. Только помни, что его следующие семейные выходные тоже не за горами.

– Блин, вы со мной точно как с ребенком!

– Так у меня дочь имеется, – не сумев сдержать на сей раз искренней улыбки, кивнула Самоварова. – Примерно твоего возраста, да и характером вы схожи.

– Неужели от того женатого любовника?

– Нет, от мужа.

– А любовник?

– А любовник остался другом.

– И долго вы с ним были?

– Долго.

«Так долго, будто целую жизнь прожила», – подумала про себя Самоварова, но вслух больше ничего не сказала.

– Лихо же вы с мужиками управляетесь… Блин, научили бы! Если кому и завидую, то таким, как вы, женщинам!

– Это ты зря, опять те же грабли. Не примеряй на себя чужое платье, лучше ищи свое.

– Да ваше платье, что и Алинкино, покрасивше моего! И мужики к вам, хоть и с причудами, правильные тянутся – надежные и заботливые. А я даже с Ливреевым потрахаться по-человечески не могу, – зашмыгала носом она.

– Много ты знаешь про моих мужиков… Ни на мой опыт, ни Алинкин, ты, узнай обо всем сполна, никогда не променяла бы свой, – уверенно заявила Самоварова.

Надо признаться, она немного лукавила – разве есть на свете такие весы, на которых можно взвесить горести, что выпали на долю каждой?

Это в счастье мы, словно дети солнца, все друг на друга похожи, а в тяготах – каждый тащит свою ношу в одиночестве.

– Мне и менять-то особо нечего – вот она я, вся как на ладони. Потому что дура! – и Жанка машинально потянулась в карман за сигаретой.