Девушка убежала, а я с удовлетворением отметил про себя, что она не отстранилась, как накануне, а вполне доверчиво позволила себя обнять. Далее началось то, что я в дальнейшем вспоминал просто с зубовным скрежетом. Не считая самого мастера, меня обступили еще трое подмастерьев, и все вместе принялись озабоченно щебетать, поминутно тыча пальцами в обломки. Они, видимо, ждали от меня дополнительных инструкций и объяснений, но, кроме того, чтобы пожимать плечами и разводить руками, я никак не мог им помочь. Поняв, что от разговоров проку не будет, один из них сбегал в соседнее помещение и вскоре вернулся оттуда с листом толстой ватманской бумаги и огрызком карандаша.
— Нарисовать? — на всякий случай переспросил я.
Мои слушатели дружно закивали головами. Это было гораздо удобнее. Рисование было моим любимым занятием еще с той поры, как мне пришлось в трехлетнем возрасте попасть на больничную койку и провести на ней долгих три года. Набросав корпус генератора, отходящие от него провода и горящую лампочку, я взялся изображать топливную систему в разрезе. Нарисовал бачок для солярки, приемник форсунки, воздуховод, я обвел все это кружком и пальцем указал на принесенные обломки.
— Восстановить, — повторил я несколько раз по-русски, по-английски и по-французски, благо произношение было примерно схожим.
Подмастерья понимающе хлопнули в ладоши, и работа закипела. Поскольку отлучиться я никуда не мог, то поневоле начал принимать живейшее участие в ремонтных работах. Спасибо школьным урокам труда, мне не пришлось сильно краснеть за свои способности сделать что-то руками. Мы дружно пилили листы какого-то подозрительного метала, резали его, паяли и выгибали. В ход пошли и совершенно не относящиеся к делу предметы, как я понял, снятые с обломков вражеской техники, так и совершенно непонятные предметы.
Настало время обеда, но поскольку работа у нас была в самом разгаре, то я только напился зеленого чая из термоса. Через полчаса пришла седенькая, согнутая ревматизмом женщина и принесла работягам обед. За стол всех позвал старый мастер. И должен отметить, что до его команды никто даже и головы от тисков не поднимал. Пригласили и меня. Но, взглянув на размер предлагаемых порций, я гордо отказался, показав ребром ладони, что сыт просто по горло. Полагая, что своим присутствием я буду смущать обедающих, я вышел на улицу, считая, что надолго их скудная трапеза не затянется. И действительно, не успел я погулять около кузницы и десяти минут, как подмастерья, утирая губы рукавами, вернулись к верстаку. Часа через два после этого все оборудование было так или иначе восстановлено, и результат всеобщих усилий был торжественно погружен обратно в мешок. Настала пора расплачиваться. Я вынул донги, оставшиеся у меня после вчерашнего загульного вечера, и протянул их главному мастеру. Я-то считал, что если что-то в топливной арматуре и не сработает, то можно будет вновь вернуться за доработкой. Как-никак, если заплачено, то отказаться ему от своей работы будет трудно. Но тут мастера, в свою очередь, проявили должную твердость, всячески отпихивая предлагаемые мной купюры. Делать было нечего. Мысленно пообещав потом подарить им что-то полезное для работы или съедобное, я со всех ног помчался в расположение нашей группы.
— Ну, как, — бросился мне навстречу Федор, — удалось хоть что-то сделать?
— Кое-что, — неопределенно пробормотал я, вытряхивая из мешка результат многочасовых усилий.
— Во, хреновина какая! — захохотал подошедший Щербаков. — Получилось похоже на маленький самогонный аппаратик… Слушай, Саня, а вы там его по этому направлению, случаем, не испытывали?
— Отстань, — отмахнулся я от него. — Позови лучше Басюру. Пусть несет свои ключи и прикручивает на место то, что получилось. Главное не внешний вид, а чтоб работало.
Вдвоем с Иваном мы корпели над генератором еще минут сорок, после чего поднялись с пола весьма довольные собой.
— Помогайте, парни, — обратился я к заскучавшим сотоварищам. — Не здесь же его запускать, на улицу надо вытащить.
Самое интересное, что даже помятый генератор завелся у нас буквально со второй попытки. Сами понимаете, радости нашей не было предела. Поскольку приближался урочный час радиообмена с полком, то обретение электричества позволяло объяснить вышестоящему командованию, почему был пропущен дневной сеанс и отчего за прошедшие сутки не было перехвачено ни одного вражеского сообщения.
Пока Преснухин на пару с Камо зашифровывали послание, мы со Щербаковым вышли на улицу.
— На, — он протягивает мне полпачки сигарет. — Небось не обедал сегодня?
Я отрицательно машу головой и закуриваю (хотя в принципе не люблю это вредное занятие).
— Вообще-то в мастерской, — сплевываю я прилипшие к языку крошки табака, — меня хотели подкормить, да только я отказался.
— Чего так?
— Да ты понимаешь, им там и так было мало, а тут еще я со своим аппетитом. Неудобно было.