Критика была принята правильно, и вскоре благодаря стараниям могучего Толика появилась солидного размера дыра, прорубленная из кузова прямо в кабину. Смотрелась она, конечно, топорно, но функцию свою выполняла на удивление исправно. Оставалось только проверить работоспособность всего нашего шпионского комплекса. Поскольку с подачей электричества в порту Хайфон иногда бывали перебои, то испытание радиооборудования пришлось проводить ночью, когда стабильность подаваемого в гостиницу напряжения была наивысшей. Антенны же мы натянули только под вечер, используя в качестве опор, железные леера, укрепленные вдоль карниза трехэтажного здания общежития. И где-то уже во втором часу ночи, когда в большинстве окон приглушенные черными шторами огоньки давно погасли, мы с Преснухиным синхронно включили тумблера питания приемников и прочих преобразователей сигналов. Несколько секунд на подготовку — и на высокой ноте запели моторы телетайпов.
Ах, это волнительное время — напряженные минуты ожидания ответа на извечный вопрос: а все ли мы правильно подключили? Но вот прекрасно знакомый, чуть хриплый шум плавно наполняет наушники. Мои руки привычно ложатся на ручку настройки, и я медленно скольжу вдоль случайно выбранного диапазона. Ага, вот и первая знакомая станция, а вот и вторая, третья… Что ж, дальневосточные направления слышны просто прекрасно, вот бы на Камчатке такую слышимость! Рядом со мной, у многоканальной стойки, пристроился Федор. Поняв, что я отловил какую-то станцию, он быстро разделяет несущий сигнал на несколько индивидуальных каналов и выводит один из них на телетайп. Звонко стрекочут его шустрые металлические лапки, и словно само собой на бумаге возникают ровные строчки какой-то пространной сводки.
В соседней машине сосредоточенно налаживает свою аппаратуру Камков. У него гораздо меньше предварительных манипуляций, поскольку основной наш передатчик настроен на фиксированную, так называемую кварцованную частоту. Ему вообще работать легче, чем нам, поскольку он не зависит от неведомых и многочисленных отправителей эфирных посланий. Круглосуточно за нашей основной частотой следят операторы на Передающем Центре. И какие бы разгильдяи не были собраны там по прихоти начальства, службу свою они несут вполне исправно.
— Есть контакт, — радостно кричит Камо, видимо установив надежный радиомост с Камчаткой, — они отвечают нам. Вах! Слышимость только на тройку оценивают, зато тон на пять!
— Передай, что у нас все в порядке, — подбегает к распахнутой двери кузова Воронин. — Мы вполне готовы к выполнению боевой задачи.
Камо кивает и, вытянув из специального планшета кусочек ватмана со списком стандартных команд и сообщений, коротко барабанит по ключу. Телеграфные ключи у нас старой конструкции, так называемые нажимного действия. Скорости на них особой не дашь, да это в нашей армии и не требуется. Что толку оператору осваивать высокие скорости передачи? Пройдет всего лишь год, и наушники на другом конце незримой эфирной линии связи наденет вчерашний призывник, который попросту не способен воспринять столь высокие скорости приемо-передачи.
Так что же это такое, вдруг доходит до меня, получается, что наша армия построена таким образом, чтобы поддерживать только какой-то самый минимальный уровень боеспособности! И рост боевой выучки будущих защитников родины заранее ограничен, причем ограничен почему-то сверху, а не снизу! Но, поразмышляв несколько минут, я понял, что дело тут не в чьей-то преступной нерадивости или недосмотре. Дело тут в общей, самой глубинной военной доктрине нашего государства.