Картвелеби

Осознав это, молодая женщина подобрала нижние юбки и, воровато оглядываясь по сторонам, забежала внутрь, сравнивая себя с бессовестным школьником, прогуливавшим уроки. С каждой минутой шум в ушах увеличился, и Саломея вздрагивала каждый раз, когда слышала, как в кабинете чистописания детишки повторяли цитаты из сказок Пушкина, как вычитáли и умножали на первом и втором этажах, обсуждали естественнонаучные вопросы на третьем…

Схватившись за ручку злосчастной подсобки, Саломея зажмурилась и медленно её повернула. Внутри оказалось темно, хоть глаз выколи, но она не заметила этого и прижалась лбом к двери, когда очутилась по ту её сторону. Тяжело переведя дух, она долго не осмеливалась обернуться, но пришёл наконец момент, когда она всё же сделала это и… замерла.

Давид бесшумно поднялся с кровати, стоявшей в центре возле стола, заваленного различными школьными принадлежностями. В сумрачном освещении он показался ей преступно красивым, будто герой греческой мифологии, что безумно влюбил в себя саму Афродиту. Комнатка освещалась одним окошком сверху, а на столе, помимо всего прочего, были перо, чернила и остатки свечей, при свете которых старший Циклаури, видимо, и написал ей то письмо. Будучи кладовым помещением, подсобка и не задумывалась большой в размерах, но чистоту здесь поддерживали исправно, и даже покрывало на кровати, аккуратно и бережно застланной, имело приятный бежевый оттенок.

– Если бы вы знали, чего мне только стоило прийти сюда! – устало вздохнула она и осеклась, как только увидела неподдельную радость в его глазах.

Не скрывая победоносной улыбки, Давид прошёл за спину Саломеи и, не сводя с неё колдовского взгляда, повернул ключ в замке. Тот так и остался висеть в замочной скважине.

– Но вы ведь пришли, – еле слышно прошептал он, и в его голосе молодая женщина услышала игривые нотки, что разбередило ей душу, – хотя могли бы воздержаться.

– Не заставляйте меня жалеть, что я это сделала, – пробормотала она нервно. Постыдившись своего пыла, виновато отвела глаза. – Но вы правы. Я не должна была… Доброго дня!

Взвинченная и растревоженная, Саломея развернулась и поспешила к двери, ключи от которой почему-то ей не поддавались. Наблюдая за её метаниями, Давид мягко схватил молодую женщину за локоть и приблизился за спиной так тесно, что Саломея зажмурилась.

– Вы не можете уйти теперь, – промолвил он на тон ниже приличествующего. – Не после того, что случилось при пожаре…

Собрав волю в кулак, молодая супруга, не раз сравнивавшая себя с Анной Карениной, повернулась лицом к своему Вронскому. Её сердце сжалось от сладостной тоски, когда она встретилась с чувственным выражением его глаз, но пример литературной героини не давал ей покоя.

– А что случилось при пожаре? – непринуждённо пожала она плечами.

– Вы меня поцеловали, – улыбнулся уголками губ Давид. – Вы не помните?

– И что же? Конечно, спасибо вам, что вы спасли меня, но тот поцелуй ничего не значит. Я прошу прощения за него – ведь я была не в себе, и…

– О, умоляю тебя, Саломе! – Лейб-гвардеец измученно закатил глаза и посмотрел на неё столь откровенно, что она вконец опешила от такой прямоты. – Как долго мы будем играть в «кошки-мышки»?

Его настойчивость так удивила её, что в первую минуту лишила способности думать.

– В письме вы не были… таким прямолинейным, – пролепетала Саломея и почувствовала, как силы стали покидать её. – Да и никогда не были…

Что-то в нём действительно поменялось, но она не могла понять, что именно. Из его движений, манер и речи исчезла некая трепетность, с которой он всегда к ней относился, зато появилась странная раскованность и вседозволенность. Вай ме, вай! Она шла ему даже больше!..

– Когда я писал то письмо, то не мог утверждать с уверенностью, что вы придёте. – Он поднял на неё глаза и заметил в них столько немых вопросов, что решил объясниться. – Я подкупил кладовщика и ждал вас здесь с самого утра, но только не бойтесь. Кроме того почтенного старца, никто не знает, что я был здесь, а он – надёжный человек.

– Но что же изменилось теперь? – переспросила Саломея, немного успокоившись после его заверений. – Почему вы ведёте себя со мной по-другому?

– Вы пришли. Вы почти подписались на бумаге, что любите меня.

У Саломеи вырвался нервный смешок, и она вымученно застонала.

– Я не могу, – в отчаянии замотала она головой, – я не Анна Каренина, а вы не…

Давид не дал ей договорить – привлёк к себе и страстно поцеловал. Она не сопротивлялась и блаженно прикрыла веки, а он приблизился настолько, что их лбы соприкоснулись и дыхание смешалось, – точь-в-точь как при пожаре, во многом предопределившем их нынешнюю встречу.

– Мы – не они, ты права, – горячо зашептал он, сжимая её руки в своих широких ладонях. – Мы – Давид и Саломея! И у нас всё будет по-другому, я обещаю тебе. Я так долго ждал этого дня! Я не позволю ничему плохому случиться с нами! Ты – царица моего сердца, слышишь? Ты была ею ещё до полка, до Петербурга!..