Карты четырех царств.

Кони парадной четверки с гербами рода Донго звонко цокали по кривому лезвию Сабли атамана, втиснутой в ножны угрюмых домов. В ночи, посреди воровской слободы, белая карета казалась миражом, из всех подворотен, из всех углов, на неё глазели — и шепотом передавали достоверный слух: к Клопу приехали с поклоном аж из дворца!

— Никогда не пила такое пиво, — тихо выговорила Лия, устроившись в карете. Её пальцы чуть дрожали. Сэн обнял жену и крепко прижал, баюкая, как ребенка. За оконцем мелькали фонари, всё гуще и ярче. Карета приближалась к Часовой площади, той самой, где в звонких сердцах колоколов бьется столичное время. — Так страшно, Сэн! Куда тебя ни отошли, норовят убить. Так страшно…

— А ехать без сопровождения к Клопу не страшно? — рассмеялся алый.

— Для меня не было и малейшей угрозы, — повела бровью Лия. — В отличие от тебя, я умею просчитывать обстоятельства и строить отношения. А если и был риск, меня ждал ты. Сэн, я ужас как боюсь за тебя! Но, если ты однажды отвернешься от боя, я тебя… брошу. О бесы старые и новые, ну что я за жена? Хуже некуда… Ты голодный? Опять голодный.

— Пьяный и голодный, — Сэн поманил пальцем притихшего секретаря, стукнул в стенку кареты и дождался остановки. Выпихнул белокурого, нагрузил ему на плечо Гэла. — Убирайтесь, паразиты. Могу я один день провести с женой? Без вас, без князей и воров, без интриг и сплетен.

Сэн резко хлопнул дверцей и снова обнял жену.

— Домой. У нас нет селедки?

— Нет.

— Зато уже наверняка доставили пиво. Сына отправим к Чиа, слугу за селедкой, секретаря к бесу… И будем отдыхать.

Лия уткнулась носом в мужнее плечо и хихикнула. Стало тепло, радостно… и страшно. Алый может вызвать на бой кого угодно и стоять за свою правду до конца. Но сказанное женой в «Ландыше» не разрушить, не отрезать от яви самым острым фамильным клинком.

Однажды бес Альвир добьется своего. Нечеловеческого… И даже пропавший бес Рэкст, пожалуй, не знает, как тогда спасти самое дорогое.

Глава 9

В которой рассказывается о события осени 3223

Пусть беса. Никаких «всегда» и «никогда»

Небо хмурилось и угрожало устроить затяжную женскую истерику с шумом, слезами и разделом имущества — вон, ветер уже во всю рвёт ранее золото из густой, еще летней, листвы. Кругом чистое поле, хочешь мокни на ходу, хочешь — сиди и покорно жди небесного примирения… Вервр Ан, бывший Рэкст, с лёгкой досадой подумал о пользе крыш и стен. Сегодня он не желал вымокнуть. Глупая мысль засела в голове и мешала жить беззаботно: в сухую шуршащую осень легче расслышать Шэда… Вдруг он дотянется и пожелает шепнуть слово привета? Вдруг хотя бы одним звуком или взглядом намекнёт: «Готов однажды выслушать тебя, мой бывший вервр. Нет, имя не подскажу… Ты сам обязан вернуться на наш общий путь, на меньшее я не согласен. Да и ты — тоже».

Вервр усмехнулся и кивнул. Он бы не позволил Шэду подсказать из жалости. Вернуть себе имя — значит, не просто вспомнить и выговорить набор звуков, но осознать и принять себя таким, каков ты есть. Снова встать перед Шэдом, снова быть для него лишь незнакомцем, предлагающим общность. Как мог бы предложить её любой наравне с тобой. Или уже предлагает… А тут — дождь. Листва замокнет и не станет шелестеть, волнуя душу.

Вервр вслушался в сопящую и спотыкающуюся рядом Ану. И временно забыл про Шэда. Тут под боком готова свежая ссора, похуже грозы! Ана думает о Баре. Ана знает, насколько он старше и как часто бывает в порту, и как его там встречают… все! Она знает, чем живёт порт. Хотя разве важно перечисленное? Ана, того и гляди, начнёт верить, что любую её беду уничтожит без следа папа Ан., едва заметив признаки огорчения И что беда, не устранённая в срок — его же коварство и вина… Вервр встряхнулся и оборвал поток мыслей. Шумно принюхался.

— Влагой тянет, — начал он издалека.

— Еще бы, осень зреет… а мы всегда гостили в Корфе весной или летом, — буркнула Ана.

— Крайне опасное слово — всегда. Тем более для существ вроде нас, — влил вервр каплю яда.

— Пап, прекрати. Ты никогда не запрещал мне без причины. Сейчас ты дуешься, как квакающая лягушка. Бр-рр.

Ана на ходу, одним ловким движением, поддела ногой и подбросила палку. В полете метко пнула. Удар деревяшки пришёлся бы в голову вервра, не вздумай он своевременно нагнуться и подобрать камешек.

— Никогда, — промурлыкал Ан, слушая, как палка влепилась в дубовый ствол и разлетелась в мелкую щепу. — Очень опасное слово. Следует взрослеть и учиться мягкости. Женщинам особенно идёт мягкость. Больше, чем ядовитым тварям вроде меня.

— Женщинам? Мягкость? Знаешь что, а я мягко развернусь и бегом в Корф! А я не боюсь. А ты — боишься! И нечего тут врать, ты просто меняешь тему, а сам боишься! Всегда! С того дня! А раньше никогда не боялся! А ты зато врал мне всегда, если…