— Хватит валять дурака! — сказала она. — Вполне возможно, что вы можете оказаться мне полезным, мосье Эркюль Пуаро!
— С удовольствием, мадемуазель. И чем же?
Между двумя затяжками сигареты она тихо и ровно спросила:
— Научите меня, как опротестовать это завещание.
— По-моему, любой адвокат…
— Да, если бы я знала нужного мне адвоката. Но все адвокаты, с которыми я знакома, — люди респектабельные. Они мне скажут, что завещание составлено по закону и что любая попытка его опротестовать не увенчается успехом.
— А вы им не верите?
— Я верю, что всегда можно найти обходной маневр, если быть неразборчивой в средствах и хорошо уплатить. Я готова платить.
— И вы заранее уверены, что я готов быть неразборчивым в средствах, если мне заплатят?
— По-моему, так поступает большинство. Не понимаю, почему вы должны быть исключением. Впрочем, все поначалу любят потолковать о своей честности и незыблемых моральных устоях.
— Вы верно подметили. Это — как часть игры, да? Итак, предположим, я соглашусь быть неразборчивым в средствах. Что я, по-вашему, должен делать?
— Не знаю. Но вы человек умный. Это известно всем. Вот и придумайте что-нибудь.
— Например?
Тереза Аранделл пожала плечами.
— Это ваше дело. Украдите завещание, заменив его поддельным… Проберитесь к этой Лоусон и запугайте ее, докажите ей, что она силой заставила тетю Эмили написать завещание на ее имя. Предъявите еще одно завещание, написанное тетей Эмили на смертном одре.
— У меня перехватывает дыхание, мадемуазель, от вашей изобретательности.
— Так да или нет? Я была с вами достаточно откровенна. Если это отказ праведника, то вот вам дверь и вот порог.
— Это не отказ праведника, — начал Пуаро, — но тем не менее…
Тереза Аранделл засмеялась. Она посмотрела на меня.
— Ваш друг, — заметила она, — просто потрясен. Может, ему лучше пойти прогуляться?
Пуаро обратился ко мне с легким раздражением.
— Пожалуйста, не давайте воли вашей благородной натуре, Гастингс. Прошу извинения за моего друга, мадемуазель. Он, как вы заметили, человек честный. Но и преданный. Он полностью лоялен по отношению ко мне. Во всяком случае, позвольте мне подчеркнуть тот факт, что все, — он посмотрел на меня твердым взглядом, — что бы мы ни собирались предпринять, будет совершенно законным.
Она чуть приподняла брови.
— Закон, — объяснил Пуаро, — допускает обширное толкование.
— Понятно. — Она мельком улыбнулась. — Ладно, значит, мы поняли друг друга. Хотите обсудить то, что вам причитается, вернее, будет причитаться?
— О чем разговор? Кругленькая, но в разумных пределах сумма — на большее я не претендую.
— Договорились, — бросила Тереза.
Пуаро подался вперед.
— А теперь послушайте, мадемуазель. Обычно — в девяноста девяти случаях из ста, скажем так, я на стороне закона. Но сотый случай может быть иным. Во-первых, это обычно бывает гораздо более выгодно… Но действовать надо осмотрительно, вы понимаете? Моя репутация не должна пострадать. Мне следует быть осторожным.
Тереза Аранделл кивнула.
— И я должен знать все факты. Я должен знать правду. Согласитесь, когда знаешь правду, понимаешь, где уместнее соврать!
— Да, это ваше требование вполне разумно.
— Значит, мы поняли друг друга. Каким числом датировано это завещание?
— Двадцать первым апреля.
— А предыдущее?
— Тетушка Эмили составила его пять лет назад.
— И согласно ему…
— После небольших сумм, оставленных Элен и предыдущей кухарке, все имущество делится между детьми ее брата Томаса и дочерью ее сестры Арабеллы.
— Деньги доверяются попечителю?
— Нет, они передаются непосредственно нам.
— А теперь будьте начеку. Вам были известны условия завещания?
— О да. Мы с Чарлзом и Беллой всё знали. Тетя Эмили не делала из этого секрета. В самом деле. Если кто-либо из нас просил у нее взаймы, она обычно говорила: «Когда меня не станет, все деньги отойдут вам. Так что наберитесь терпения».
— Она бы отказалась дать взаймы, если бы кто-то из вас заболел или возникла другая серьезная необходимость?
— Думаю, что нет, — задумчиво ответила Тереза.
— Но она считала, что у вас всех есть на что жить?
— Да, так она считала. — В ее голосе звучала горечь.
— А вы? Придерживались другого мнения?
Помолчав минуту-другую, Тереза сказала:
— Мой отец оставил каждому из нас по тридцать тысяч фунтов. Проценты от этой суммы, если ее удачно вложить, составляют тысячу двести в год. Разумеется, приходилось платить кое-какие налоги, но оставалась вполне приличная сумма, на которую можно неплохо жить. Но я, — голос ее изменился, стройная фигурка еще более выпрямилась, голова гордо вскинулась, вся та скрытая энергия, которую я чувствовал в ней, вмиг обнаружилась, — но я хочу иметь в этой жизни нечто большее. Я хочу все лучшее! Лучшую еду, лучшие туалеты, и не просто модные, а такие, которые позволят иметь мне свой стиль. Я хочу наслаждаться жизнью — ездить на Средиземное море и лежать под горячим летним солнцем, сидеть за столом в игорном доме, имея при себе большую пачку банкнот и устраивать приемы — абсурдные, экстравагантные приемы — я хочу все, что существует в этом проклятом мире, и не когда-нибудь, а сейчас.