Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

— Таниос? Вид у него несколько странный, но вообще-то он приятный малый. Умный, с юмором, и умеет постоять за себя.

— Вы согласны, мадемуазель?

— Должна признаться, что предпочитаю его общество обществу его жены. По-моему, он очень способный врач. Тем не менее я ему не доверяю.

— Тереза никому не доверяет, — заметил Чарлз и обнял сестру. — Она и мне не доверяет.

— Тебе может довериться только умственно отсталый человек, — ласково улыбнулась Тереза.

Брат и сестра разошлись в стороны и смотрели на Пуаро.

Пуаро поклонился и двинулся к выходу.

— Я занят, так сказать, работой! Мне будет нелегко, но мадемуазель права. Выход всегда найдется. Между прочим, эта мисс Лоусон, как вы думаете, ее легко сбить с толку при перекрестном допросе в суде?

Чарлз и Тереза обменялись взглядом.

— Я сказал бы, — произнес Чарлз, — что любой хваткий адвокат способен заставить ее назвать черное белым!

— Это может оказаться весьма полезным, — заметил Пуаро.

Он вышел из комнаты, и я последовал за ним. В холле он взял свою шляпу, подошел к парадной двери, открыл ее и захлопнул со стуком. Затем на цыпочках двинулся к двери гостиной и ничтоже сумняшеся приложил ухо к щели. Я не знаю, в какой школе учился Пуаро, но, там, по-видимому, за подслушивание не наказывали. Я ужаснулся, но ничего не мог поделать. Я знаками выражал свое возмущение, однако Пуаро не обращал на меня ни малейшего внимания.

В разгар этой пантомимы мы услышали низкий, вибрирующий голос Терезы, которая произнесла всего два слова:

— Ты дурак!

В коридоре послышались шаги, и Пуаро, схватив меня под руку, поспешил к двери и, выскользнув на улицу, бесшумно закрыл ее за собой.

Глава 15 Мисс Лоусон

— Пуаро, — спросил я, — нам в самом деле невозможно обойтись без подслушивания у дверей?

— Успокойтесь, мой друг. Подслушивал только я. Вы ухо к щели не прикладывали. Наоборот, вы стояли, выпрямившись, как солдат на карауле.

— Но я тоже услышал, что она сказала.

— Ничего удивительного. Мадемуазель высказалась отнюдь не шепотом.

— Потому что думала, что мы ушли.

— Да, мы совершили небольшой обман.

— Мне такие вещи не по душе.

— У вас безупречная нравственность. Но не будем повторяться. Мы уже не раз об этом говорили. Вы считаете, что это — не по правилам. Согласен, но убийство ведь тоже игра без правил.

— Но в данном случае не стоит вопрос об убийстве.

— Почему вы так уверены?

— Намерение совершить убийство — да, возможно. Но, в конце концов, убийство и попытка его совершить — вещи разные.

— С нравственной точки зрения это одно и то же. Но я имел в виду совсем другое: вы уверены, что мы так хлопочем лишь из-за попытки совершить убийство?

Я ошарашенно на него уставился.

— Но ведь мисс Аранделл умерла естественной смертью.

— Я повторяю: вы уверены?

— Все так говорят!

— Все? Ха-ха!

— Во всяком случае, так утверждает доктор, — заметил я. — Доктор Грейнджер. А уж кому знать, если не ему.

— Да, ему следует знать. — В голосе Пуаро звучало сомнение. — Однако вспомните, Гастингс, как часто производят эксгумацию[204] трупа, даже если имеется свидетельство о смерти, подписанное лечащим врачом в полном соответствии с правилами и его служебным долгом.

— Верно, но ведь мисс Аранделл умерла в результате продолжительной болезни.

— Да, выглядит все именно так.

И опять в голосе Пуаро звучало сомнение. Я пристально на него посмотрел.

— Пуаро, — сказал я, — а теперь разрешите мне спросить, уверены ли вы, что не проявляете излишнего профессионального рвения? Вам хочется, чтобы это было убийство, и поэтому вы считаете, что это — убийство.

Он нахмурился и медленно кивнул.

— Вы недурно соображаете, Гастингс, и попали как раз в мое слабое место. Я расследую убийства. Да, я действую как опытный хирург, который специализируется, скажем, на удалении аппендикса, а то и более сложных операциях. Но ведь когда к нему приходит больной, он обследует не только ту полость, где будет произведена операция. Его интересуют и прочие недуги пациента. И меня тоже интересует картина в целом. Я всегда спрашиваю себя: «Не убийство ли это?» И никогда не исключаю подобной возможности.

— В данном случае такая возможность весьма маловероятна, — заметил я.

— Но она умерла, Гастингс! От этого факта вам не уйти. Она умерла!

— Она была больна. Ей было далеко за семьдесят. Мне ее смерть кажется совершенно естественной.

— И то, что Тереза Аранделл с таким пылом заявила брату, что он дурак, — тоже, по-вашему, совершенно естественно?

— Это-то тут при чем?

— При том! Скажите мне, что вы думаете по поводу признания мистера Чарлза Аранделла? В том, что его тетка показывала ему свое новое завещание?

Я настороженно взглянул на Пуаро.

— А что думаете по этому поводу вы? — спросил я. (С какой стати я должен всегда отвечать на его вопросы!)

— Я бы сказал, что это признание весьма заслуживает внимания. Во всяком случае, именно такой была реакция мисс Терезы Аранделл. Их перебранка свидетельствует о многом, об очень многом.

— Гм, — только и сумел отозваться я.

— Их поведение наводит на мысль о том, что расследование следует вести двумя совершенно различными путями.