Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле

— С этим, любезнейший, — мурлычащим голосом завел Пуаро, — можно поспорить. Линит была проницательнейшей деловой дамой. Ока досконально знала свое хозяйство и быстро находила любой непорядок. Получив доступ к своей собственности, для чего ей всего-навсего надо было вернуться в Англию, она бы сразу заподозрила неладное. Но тут она умирает, ее состояние, как вы только что заметили, наследует ее муж — и это существенно меняет картину. Сверх того, что его жена была богатой женщиной, Саймон Дойл не имеет никакого представления о ее делах. У него простой, доверчивый характер. Легче легкого подсунуть ему запутанные отчеты, похерить реальный итог в столбцах цифр и отсрочить имущественные распоряжения, сославшись на юридические формальности и недавний кризис. Я думаю, что для вас имеет громадное значение, с кем иметь дело — с мужем или женой.

Пеннингтон пожал плечами.

— Ваши мысли — бредовые.

— Время покажет.

— Что вы сказали?

— Я сказал: время покажет. Дело идет о трех смертях. О трех убийствах! Закон потребует тщательнейшим образом вникнуть в состояние дел мадам Дойл.

Он увидел, как у его visa-vis[356] опали плечи, и понял, что победил. Подозрения Джима Фанторпа были выстроены не на песке.

Пуаро продолжал:

— Игра проиграна. Блефовать бесполезно.

— Вам не понять, — пробормотал Пеннингтон. — Никакой аферы тут нет. Это кризис виноват, на Уоллстрит совсем ума решились. Но я подстраховался. В июне, даст Бог, все будет о'кей.

Трясущимися пальцами он взял сигарету, но так и не раскурил ее.

— Вероятно, — в задумчивости протянул Пуаро, — камень просто ввел вас в искушение. Вы полагали, что вас никто не видит.

— Случайность! — вскричал Пеннингтон. — Уверяю вас, это была случайность! — Он тянул к ним подергивающееся лицо со стылыми от ужаса глазами. — Я споткнулся и упал на него. Говорю вам, это была случайность.

Те двое не отвечали.

И снова Пеннингтон взял себя в руки. Сломленный человек, он не желал складывать оружие. Поднявшись, он направился к двери.

— Вы не пришьете мне этого, джентльмены. Это была случайность. И не я стрелял в нее, слышите? Этого вы тоже мне не пришьете.

Он вышел.

Глава 26

Когда за Пеннингтоном закрылась дверь, Рейс глубоко вздохнул.

— Мы продвинулись дальше, чем я рассчитывал. Признание в мошенничестве, признание в покушении на жизнь. На большее и надеяться не приходится. Если в покушении человек как-то сознается, то мокрое дело он никогда на себя не возьмет.

— Бывает, что возьмет, — сказал Пуаро. Его глаза, как у кошки, подернулись дымкой.

Рейс с любопытством взглянул на него.

— У вас есть план?

Пуаро кивнул. Он зажимал пальцы.

— Парк в Асуане. Заявление мистера Аллертона. Два флакона с лаком для ногтей. Моя бутылка вина. Бархатная накидка. Носовой платок в пятнах. Револьвер, оставленный на месте преступления. Смерть Луизы. Смерть мадам Оттерборн… Да, одно к одному. Пеннингтон никого не убивал, Рейс.

— Как! — поразился Рейс.

— Не убивал. Да, у него были мотивы. Да, у него было желание. Он даже предпринял попытку. Mais c'est tout[357]. Для этого преступления требовалось нечто такое, чего у Пеннингтона нет. Для такого преступления нужны дерзость, безошибочное и быстрое исполнение, храбрость, безразличие к опасности и при всем том находчивый и сметливый ум. Всех этих качеств Пеннингтон лишен. Он пойдет на преступление, если будет знать, что ничем не рискует. А наш преступник очень и очень рисковал. Он ходил по краю пропасти. Тут нужно быть смелым человеком. Пеннингтон не смелый, а просто хитрец.

Рейс глядел на него с профессиональным уважением.

— Вы отлично разложили все по полочкам, — сказал он.

— Пожалуй, да… Кое-что нужно еще добрать. Например, телеграмма, которую читала Линит Дойл. Хотелось бы это прояснить.

— Господи, мы же забыли спросить Дойла! Он заговорил о ней, когда прибежала эта несчастная мамаша Оттерборн. Надо опять спросить.

— Это потом. Прежде мне хочется поговорить кое с кем.

— С кем же?

— С Тимом Аллертоном.

Рейс поднял брови.

— Хорошо, давайте вызовем его сюда.

Он нажал звонок и отдал распоряжение стюарду.

С вопросительным видом вошел Тим Аллертон.

— Стюард говорит, вы хотели меня видеть?

— Именно так, мосье. Садитесь.

Тим сел. Его скучающее лицо выразило внимание.

— От меня что-нибудь требуется? — У него вежливый прохладный голос.

— В известном смысле. Мне нужно, чтобы вы меня выслушали.

У Тима удивленно поползли вверх брови.

— Извольте. Другого такого благодарного слушателя нет на всем белом свете. Будьте уверены, что в нужный момент я буду говорить «Ух, ты!».

— Совсем хорошо. «Ух, ты!» нам очень подойдет. Eh bien. Приступим. Когда я встретил вас с матушкой в Асуане, мосье Аллертон, меня чрезвычайно привлекло ваше общество. Прежде всего, я не встречал человека очаровательнее вашей матушки.

Скучающее лицо дрогнуло, осветилось теплым чувством.

— Она — особенная, — сказал Тим.

— И еще одно обстоятельство потянуло меня к вам: вы упомянули некую даму.

— В самом деле?