Карты смысла. Архитектура верования

Психологическое разъяснение… образов [сновидений и фантазий], которые нельзя обойти молчанием или слепо игнорировать, логически ведет в глубины религиозной феноменологии. История религии в ее самом широком смысле (включая, следовательно, мифологию, фольклор и древнюю психологию) – это сокровищница архетипических форм, из которых врач может извлечь полезные параллели и познавательные сравнения, чтобы успокоить и прояснить сознание, которое находится в полном замешательстве. Совершенно необходимо снабдить фантастические образы, которые так неожиданно и угрожающе возникают перед мысленным взором, каким-то контекстом, чтобы сделать их более понятными. Опыт показывает, что лучший способ сделать это – использовать сравнительный мифологический материал[9].

В самом деле, именно изучение «сравнительного мифологического материала» прогнало мои ночные кошмары. Однако это «исцеление» было куплено ценой полного и во многом болезненного перерождения. Я стал совершенно другим человеком, ведь то, что я думаю о мире сейчас, и, следовательно, как я действую, – кардинально отличается от того, во что я верил, когда был моложе.

Я обнаружил, что верования создают мир, и вовсе не в переносном смысле. Верования и есть мир, причем вполне метафизический. Это открытие не сделало из меня морального релятивиста. Напротив, я убедился, что мир-как-вера упорядочен, что существуют единые нравственные абсолюты (хотя они систематизированы таким образом, что разным людям возможно и даже полезно придерживаться собственного мнения). Я считаю, что отдельные личности и общества, которые пренебрегают этими абсолютами – в своем невежестве или вполне сознательно, – обречены на страдания и в конечном итоге на смерть и распад.

Я понял, что даже самый рациональный скептик может ясно увидеть смысл самых сокровенных основ вероучений и прочувствовать их притягательность, глубину и необходимость. Я узнал, почему люди разжигают войны, почему желание сохранить, защитить и расширить территорию веры заставляет их объединяться, чтобы угнетать других с немыслимой жестокостью, – и что можно сделать, чтобы изменить к лучшему эту универсальную склонность. Наконец, я понял, что ужасы жизни могут быть необходимым условием самого ее существования и что, следовательно, условие это можно считать понятным и приемлемым. Надеюсь, мои читатели смогут прийти к тем же выводам. И я ни в коем случае не требую неоправданно «отключить способность мыслить критически» – разве что на время вдумчивого знакомства с моими доводами. Вкратце они звучат так:

Мир вполне допустимо определять и как арену действий, и как вместилище вещей. Мы называем мир вместилищем вещей, опираясь на признанные научные постулаты. Различные же способы повествования – миф, литература, драматургия – изображают мир как арену действий. Люди еще не достигли ясного понимания областей этих определений. Поэтому их долгое время противопоставляли, и напрасно. Область первого – объективный мир, то есть мир, одинаково воспринимаемый разными людьми. Область второго – мир ценности – то есть действительное и желаемое с точки зрения чувств и поступков.