Матиас Антэс благополучно отбыл в неизвестном направлении, пообещав напоследок всех казнить и засадить, причем именно в таком порядке. Мика терзали «люди в черном», опознанные Райсом как Служба Безопасности Оникса. Вновь зеленоволосую Миру почтил вниманием Джедилэй Син.
Ну а Сана исчезла. Об этом Сэм узнал в полицейском управлении, где ему сообщили, что злостная нарушительница закона об иммиграции Алесана Лютик разыскивается за перевозку нелегалов.
Точнее, одного.
Зеленого, в контейнере из-под фасоли.
Того самого, которого Райс вынул из морозилки и приказал жестянке спрятать в надежном месте, а она отнесла в свою комнату, да и забыла до момента, когда власти ринулись обыскивать «Касэлону».
Кто-то из служак предрек, что «этот выскочка Лютик, что самого Сина не боится, родню в беде не оставит». Сэма такое предположение не успокоило.
Он очень сомневался, что Никал появится. Толстяк замешан не только в афере с Алесаной. Есть вероятность, что и ящики из «Лучистого Оникса», в которых скрывались Кас и похищенный Антэс, — его заслуга. С другой стороны, Сана пока не сидела за решеткой. Возможно, ее бывший работодатель в самом деле рискнул здоровьем и о ней позаботился?
«Уходи, Котя. Начни новую жизнь и забудь Оникс. Я хочу, чтобы ты была счастлива, жестянка», — думал Райс, пытаясь поутру добыть стакан кормосмеси из автомата.
В управлении им с Аристэем предстояло провести немало времени… Сэму — из-за «Касэлоны», Волку — из-за великовозрастных детишек. В обоих случаях игра стоила свеч.
Вот только Сану поймали меньше чем через сутки после побега, и это полностью меняло планы.
Глава 31. Каждый заслуживает шанс. Не каждый его замечает
Из неопубликованного романа Котэ Рины
Раньше, будучи призраком, я часто задумывалась о том, как бы жила, вернувшись в человеческую форму. По всему выходило, что документы и деньги — вот главное, о чем стоило позаботиться.
Я и позаботилась. На моих электронных счетах накопилась приличная сумма, половина из которой ушла на создание идентификационной карточки. Абсолютно легальной, между прочим. На Ониксе неудобные вопросы не в почете, а все, за что платишь государству втридорога, становится законным автоматически.
А, может, зря я наговариваю на систему… Не исключено, что моя новоприобретенная рожа настолько понравилась имевшему со мной дело чиновнику, что он закрыл глаза на явные странности.
Как бы там ни было, меня не арестовали за подлог. Содрали огромнейший штраф и заменили документы образца «самая отсталая планета Галактики, используем бумагу и чернила, из защиты — только честное слово и размытая непонятно чья подпись», которые я купила в галанете за гроши, на типовую карточку.
Теперь меня звали Котэ Рина. Уроженка Имодалиса (настолько отдаленной и бесперспективной планеты, что галанет предсказывал ее скорое запустение), возраст — восемнадцать лет (согласно легенде, покинула я родину, будучи несовершеннолетней и не успев оформить нормальные документы), сирота, образования нет, лицензий, соответственно, тоже. Откуда у подобной личности электронные деньги, чиновников не интересовало.
И отлично!
Я влилась в общество, рассчитывая затаиться на время и покинуть систему при любом подходящем случае. Мои биометрические данные были занесены в оникскую базу. Торн мог запросто найти меня, и эта встреча не сулила ничего хорошего.
Он создал тело, которое стало моим, не ради несчастного одинокого призрака. Его манило научное признание, а не благотворительность. Торн собирался продемонстрировать миру, что возможности киберпротезирования безграничны, если у пациента сохраняется хоть слабая мозговая деятельность.
Несмотря на оптимизм Дхари Иля, я прекрасно понимала: новое тело и я — это отнюдь не клон и пси-форма элианина. Правда, Торн говорил, есть приличная вероятность того, что лет через пять-десять мы «срастемся». Главное — не «выскакивать» из киборга. Никогда.
Клянусь, я старалась! Это как садиться на диету с понедельника, с первого числа, с Нового года, с весны… Я срывалась раз за разом, и однажды вдруг подумала: «А оно мне вообще надо?».
Правда в том, что я начала воспринимать свою двойственную природу как данность и среди моих жалоб на бытие она плелась в самом хвосте.
Торна такое не устраивало. Он ученый, для него незаконченный эксперимент хуже неудавшегося.
Не хочу юлить: это было хорошее начинание. Мне не следовало бежать… Возможно, в качестве подопытного кролика я бы принесла пользу людям.
Возможно.
Но я устала от такой жизни. А еще меня пугал Торн. Он будто не различал добра и зла. Для него существовала цель — и то, что мешало ее достижению.
Я знала, что однажды он сочтет помехой меня. Как Лилиану Эвгениу… Как весь Исследовательский центр!
И я ушла.
Меня не мучило раскаяние — разве что по отношению к людям, которым эксперименты Торна помогли бы стать на ноги. Я считала, что мы с профессором ничего друг другу не должны.