Я подхватилась на ноги, Гоню царевич посадил на плечо, и она вцепилась в его волосы мертвой хваткой.
Мы бросились прочь, а зловонное дыхание Баюна неслось за нами и вышибало дух, его дикое мяуканье, прерываемое громом, казалось, слышится совсем рядом, и земля тряслась от топота его огромных тяжелых лап, разлетались по сторонам вывороченные с корнями деревья, лавиной с гор сходил оползень из влажной земли, травы и камней.
Все гремело, сверкало, тряслось, и я вытащила из-за пояса подарёнку Яги – простой деревянный гребень, прошептала заговор, которому научила меня стражница Нави, бросила гребень за спину и услышала противный вопль Баюна, остановленного великанскими елями, ставшими на его пути.
Синие молнии озаряли осинник и окрестные холмы, а мы с Иваном летели, будто птицы, по черной от гари и копоти земле – словно лес вырос на лесном пожарище. Замерли, когда путь перегородил мшистый валун, я всполошенно обернулась – за стеной елей не было видно даже столба, к которому прикован был Баюн, эти ели касались небес своими острыми верхушками, став непреодолимой преградой на пути страшного зверя, охраняющего Навь от людей, пытающихся в нее проникнуть.
Баюн-сказочник остался позади – и страшные его истории тоже.
А впереди расстилался волшебный лес берендеев, и дальнее эхо доносило тоскливые вопли чудовища, сгубившего своими чарующими песнями не одного путника.
– Спаслись… – выдохнула я и устало опустилась на землю.
Иван молча сел рядом и положил свою косматую рогатую голову на мои колени. Казалось, сейчас он начнет мурлыкать – совсем как Баюн.
Глава 13
– Смотрите, избушка! И свет горит! – Иван когтистым пальцем показал на домик, вросший в землю, по дерновой крыше которого росли трава и карликовые березки. Разросшаяся сеть грибниц явно указывала на присутствие возле сруба нечистой силы, впрочем, на подходе к Навьему царству удивительно было бы ждать чистых от тьмы лесов. Подслеповатые окошки, находящиеся вровень с землей, смотрели на гостей весьма озлобленно, словно изба не была им рада. Света в домике не было – это лишь заходящие лучи солнца горели на цветных стеклышках.
Мне показалось странным, что у такой бедной и скромной избы такие окошки дивные, крестьяне да лесничие бычьими пузырями пользовались, на крайний случай – слюдой.
Не понравился мне этот лесной домик, жуть как не понравился. Но мы устали, приближалась ночь, и идти дальше по Приграничному лесу к миру мертвых было опасно. В избушке этой хоть от ветра с дождем защититься можно – а судя по тучам, что кружили в поднебесье, громовицы снова собрались на охоту. А мы еще когда от Баюна убегали, промокли да озябли, я все отогреться не могла.
– Может, под елками переночуем? – робко и тоскливо спросила Гоня, выглядывая из заплечной Ивановой сумки. – Не могут люди жить в таком гиблом месте, ну никак не могут!
– А вот поди-ка, живут! – вырвалось у царевича, когда с угрожающим скрипом двери отворились и из землянки выбралась, подслеповато щурясь, древняя старуха с седой распатланной косой и бородавкой на крючковатом носу. Она втянула воздух этим самым длиннющим носом, будто пыталась унюхать что-то.
– Человеком пахнет! – изрекла она, и из-за ее спины показалась востроглазая девчушка в простом льняном платье. Ткань была без вышивки, никаких амулетов, никаких украшений – впрочем, что им, в лесу-то, надо?
Только все одно странно – чего они живут в таком месте страшном? И как выжили, коль по ночам тут чудища бродят да мары сны жуткие насылают?
Но глаза вроде спокойные что у старухи, что у девицы, клыков тоже не наблюдается. Люди как люди, на первый-то взгляд. И глядя на них не чувствую я страха или ужаса. А вокруг шумит листьями Приграничье, кричит птичьими голосами, дальним волчьим воем захлебывается.
– Пустите переночевать, хозяйка! – Иван попытался улыбнуться, чтоб не слишком своей пастью звериной светить, но, видать, сложно это, ибо старуха отпрянула, девку едва ль не насильно затолкав в дом, да дверью громыхнула, так что и мох с нее осыпался.
– Молчал бы ты, Ваня, – пробормотала куколка, – с такой рожей нас отовсюду погонют.
– Я, что ль, виноват… – начал было царевич, как двери снова распахнулись, и девка бросила на траву подкову железную.
– Коли не чудище – коснись-ка! – голос у нее звонкий оказался, сама ладная, статная. Коса толстая, губы красные, словно спелая земляника. Только вот странность – не слышу никакого запаха от нее. И лицо слишком бледное, словно у мертвяка.
– Тоже мне задачка! – Иван быстро поднял подковку, мне протянул, чтобы и я подтвердила, что не задымлюсь, прикоснувшись к железу, хотя все едино – странные хозяева у хаты лесной. Не вся ж нечисть боится железа, есть такие, кому осина да соль с чесноком беда-бедой, а кто-то от полыни верещит да плюется, как вот русалки аль омутницы с озерницами. Но коль только выходцев из Нави боятся в этой хате – то их дело.