Кащеева цепь

Крестьянская масса изображена в "Мирской чаше" неоднородной, настороженно присматривающейся к новой, Советской власти в "гЪроде", к которому мужик издавна испытывал неприязнь, поскольку "город" и олицетворял для него старую власть. Задумываясь о перспективах утверждения в России социалистического строя, М. М. Пришвин обращает внимание на то, что ненависть крестьянства к уничтоженному революцией буржуазно-помещичьему строю ставит перед молодой Советской властью ряд сложных задач. И одна из них - это преодоление анархических настроений среди значительной части крестьянства, неприемлющей всякую власть, исходящую из "города". В главе "Чан" писатель, создавая выразительный образ злейшего врага Советской власти барона Кыша (сына попа, бывшего семинариста), отцовскую хитрость развивающего "на пути демократическом и прогрессивном", подчеркивает, что анархические настроения "безвластия" среди мужиков - это то оружие, которое побежденный, но еще не сметенный полностью Великим Октябрем старый мир пытается обратить против строительства новой жизни в деревне. С большой художественной силой и глубокой правдивостью М. М. Пришвин изображает в "Мирской чаше" раскол в самом крестьянстве, обусловленный отношением к Советской власти. В главе "Контрибуция" представитель Советской власти в деревне матрос Персюк, ассоциируемый в сознании Алпатова с образом Петра 1, карающего стрельцов, убивает родного брата Фомку - связного в банде барона Кыша. Создавая один из ранних в советской литературе образ коммуниста, М. М. Пришвин остро полемизировал с романом Бориса Пильняка "Голый год". "Это не быт революции, - возмущался М. М. Пришвин в дневнике (запись от 9 августа 1922 года), - а картинки, связанные литературным приемом, взятым напрокат из Андрея Белого. Автор не смеет стать лицом к лицу к факту революции и, описывая гадость, ссылается на великие революции". Продолжая спор с Б. Пильняком, М. М. Пришвин писал ему 24 августа 1922 года: "Главный пункт нашего разногласия в оценке Персюка. Персюк мой вовсе не дурной человек, он высоко чтит образование ...>, он ценит "гуманность" и человек долга ...>, кроме того, он человек воли и дела ("похож на Петра Великого"), - что подчеркнуто". Вместе с тем нужно признать, что сомнения, мучительные борения с самим собой героя "Мирской чаши" Алпатова, отвергающего насилие вообще, были близки настроениям самого М. М. Пришвина той поры. Поэтому в повести он, Алпатов, противостоит Персюку как идеальная личность, пытающаяся идти по крестному пути страдающего Христа. Для М. М. Пришвина и его зеркала в повести Алпатова не все вопросы строительства новой жизни, подсказываемые реальной действительностью, находили удовлетворявшее писателя объяснение. Это не могло не сказаться и на "Мирской чаще". Ее пестрый и многообразный фактический материал получил разную степень художественного осмысления. В первой главе "Ампирный дворец" ставится проблема охраны культурных ценностей и приобщения к ним еще находящегося на низкой ступени духовного, культурного развития крестьянства. В этом случае автор стоит над изображаемым, и иронический тон повествования, конечно, проистекает в данном случае от четкости, определенности авторской позиции, верно улавливающей историческую перспективу. И напротив, другие главы повести, когда М. М. Пришвин еще не может разрешить своих сомнений, представляют собой как бы стенографические записи споров, разговоров, размышлений с самим собой. Приметы времени, показ событий в их движении, становлении, постоянной изменяемости - все это в "Мирской чаше" создает тот конкретный и реальный фон, на котором выделяется фигура Алпатова. "Мирская чаша" - своеобразное житие русского интеллигента, проходящего разные испытания и искушения на своем пути к народу. Важное значение в повести приобретает глава "Мистерия" (бред больного Алпатова), являющаяся своего рода пародией на поэму Андрея Белого "Христос воскрес" (1918), в которой Октябрьская революция изображена как "мировая мистерия". В больном сознании Алпатова вновь возникают образы крестьян, слышится разноголосица споров, суждений, в которых надо разобраться и самому герою произведения. В подсознании Алпатова все больше уясняется смысл активного, жизнеутверждающего гуманизма, который принесла и утверждала в глухой русской деревне социалистическая революция. По словам автора, "Алпатов, человек после смертельной болезни, принимает мир со всей печалью и радостью, готовый всегда умереть, преодолевает животный страх смерти и через это обретает счастье".