Кащеева цепь

А задаток уже показывается в руке старшего из "энтих". Поладили скоро. Мать, довольная, направляется к горке, и там, в этой горке, там наверху только для виду стоят красивые вещи, на нижних полочках за дверцами четверти с водкой, бутылки с наливкой, уксус, пузырьки с лекарствами. Мать переливает, подливает, отцеживает мух, не раз, наверно, попадает в сивуху уксус, и постное масло наверх кружками всплывает. В дверь, теперь уже настежь раскрытую, Иван Михалыч входит, выходит с большим стаканом, подносит. "Энти" выпивают по очереди, без закуски, рукавами отирая бороды.

- Все?

- Никишке красное.

Тот всегда пьет вино только легкое, но если бы знал, что пьет! - в стакане та же сивуха, но для цвету из незаткнутой бутылки наливки, наполненной мухами так, что уж и не жидко, добавляется еще немного. И это он пьет по фасону своему, как легкое.

- Извините, я сейчас! - повторяет хозяйка гостям. И последнее короткий наряд на завтра:

- Хватею - солому возить, Кузьме - дрова рубить. Позови плотника сбить кормушку, съезди в ночное, не пасут ли на клевере. Слышишь?

- Слушаю.

- Ступай!

Кончено, садится в кресло, тасует карты, хочет раскладывать свой любимый пасьянс: "Николай умирает, Александр рождается", но опять что-то темное мелькнуло в лице, и "свой глаз" тревожно смотрит на дверь.

- Там кто?

- Я!

- Кто ты? Гусёк?

- Так точно!

- Тебе что?

- Землицы!

Пока мать, измучив себя и Гуська, решается сдать ему "завалящий клок" под работу в кружок, Курымушка под шумок перебирается на свой диван, по-своему молится, засыпая: "Господи, благодарю тебя, что не создал меня этим Гуськом".

ГУСЕК

Много думал об этом Курымушка, почему такие бедные и несчастные мужики бывают в доме, когда приходят за чем-нибудь к матери, и самые веселые люди, самые хорошие - на полях они - те же самые мужики. "Это не они виноваты, решил Курымушка, - это наш дом такой: мы купцы".

Было однажды весной у колодезя, Павел с Гуськом воду качали. Курымушка стал Гуську под руку, и тот сказал:

- Посторонись, барин!

- Какой он барин, - сказал Павел, - он купец.

- А что значит купец? - спросил Курымушка. Павел ответил:

- Индюх!

Было очень обидно.

- Нет, брат, - успокоил Гусёк Курымушку, - ты не горюй - купец нам с тобой самый хороший человек; купец - человек богатый. Что барин! Тому были бы собаки, а купец любит птицу.

- Какую птицу?

- Птицу какую! Пойдем-ка, брат, ко мне в избу, я тебе покажу.

И тащит его за рукав к себе в избу. И что там у него в избе! Тут и петух-дракун, и курица кахетинская, и скворец-говорец, и голуби-космачи, и голуби-воркуны, и куропатка ручная, а перепелов! Всякие есть, но Гусёк подводит к любимому.

- Люб ли тебе?

Перепел серый, с подбитым затылком. Какое-то сходство с Гуськом. У Гуська лицо заросло волосами, у перепела - перышками, нос голый и чуть-чуть крючком, как перепелиный клюв.

- Люб ли тебе?

- Они все одинаковы.

- Во-она! Да ты знаешь ли, братец мой, этого перепела верст за двадцать слышно, а ежели он у попова огорода треснет или у Горелого пня, так ты, братец...

- Что, Гусёк?

- Ножками брыкнешь, вот что, милый. Перепела в поле разные, хорошие редки и дороги. Вот почему купцы сидят в городах, а чуть прослышат залетел к нам звонкий, сейчас лошадей запрягать - и в поля. В прежнее время, - рассказывает Гусёк, - купцы к нам в каретах съезжались, с женами, слушать голосистого. Вот, брат, что значит купец, это - богатый человек. Да поймай я настоящего купеческого перепела, он озолотит меня.

- Озолотит?

- Озолотит! Буду богатый и куплю себе тульский самовар: чай буду пить. Вот что значит купец. Ну, так люб ли тебе мой перепел?

- Серенький...

- Вот то-то и горе, мой милый, что серый: настоящий купеческий белый.

- Белый?

- Как бумага! Не веришь? Покажу. Сам своими глазами видел. Приходи на вечернюю зорю к Горелому пню.

Это недалеко за садом. Вечером Курымушка пробирается к Горелому пню. Понемногу смеркается. Едет мужик в ночное, будто черный парус плывет по зеленому морю. Лягушки-квакушки стихли, зато лягушки-турлушки завели трель на всю ночь. Кукушки охрипли и смолкли. Черный дрозд пропел. А перепела все не кричат.

- Рано?

- Погоди, - шепчет Гусёк, - соловьи еще зорю играют, а дай стихнуть...

- Закричит.

- Во-она!

Гусёк шепчет "во-она" совсем на перепелиное, любовное , "ма-ва".

Стихают один за другим соловьи: "чмок-чмок", и конец.

И кажется, звенит тугая струна.

- Жук?

- Жук прожундел. К чему-й-то много жундит жуков, - шепчет Гусёк.

- К чему?

- Да бог его знает к чему. Молчи.

Молчит Курымушка, ни жив ни мертв. Но лягушки-квакушки отчего-то вдруг проснулись, взгомонились и заглушили лягушек-турлушек.

- Ку-а, ку-а! - передразнивает недовольный Гусёк. Квакушки замолчали. Заголосили девки в деревне.

- Пропадите вы пропадом!

На колокольне сторож ударил, глянула на небе первая звезда.

Пахнуло от озими рожью. Пала роса. Тогда-то наконец по всему росистому полю - от попова огорода и по Горелый пень, будто кто-то невидимый хлопнул длинным-предлинным арапником, - крикнул перепел.

- Голосистый? белый?

- Купеческий.