Кащеево царство

– Погодь, боярин, – охнул Буслай, отстраняясь. – Раздавишь совсем.

– Ослаб? – громыхнул Яков. – С голодухи, что ль?

– С голодухи, да и рана у меня. Стрелой прободили.

– Бывает.

– Позволь, за плечо твоё возьмусь, а то стоять тяжко.

– Берись, раз такое дело, – позволил боярин.

Пока Буслай переводил дух, опершись о Якова, тот добродушно рокотал:

– Извелись уж тут без вас. Ни слуху, ни духу, только ветер воет. Да и югорцы строптивые попались, не сдаются. Думал уж, не они ли пермяка подослали? Я ведь, как вы ушли, места себе не находил, всё корил за доверчивость. Завёл бы он вас в какую топь, прямо в пасть кикиморам… Грех, конечно, на человека напраслину возводить, но чудин – он и есть чудин. И вера у них не наша, и говор не тот, да и живут как цапли на болотах. Одно слово – погань. Нам в их краях вместе держаться надо, не делиться. Я так мыслю. Ядрей – он, конечно, своё мнение имеет, как вбил себе что в голову, уже не вычешешь…

– Зырянин от нас ушёл, – угрюмо встрял Буслай.

– Как так? – удивился боярин.

– Да так. Бабку-югорку прирезал и утёк.

– Так и знал, что он о перевете думает, – с досадой крякнул боярин. – Давно это было?

– Да уж дён пять как.

– Падаль, – с ненавистью бросил Яков Прокшинич. – Все они – одна сплошная падаль. Ни в ком здорового корня нет.

– Мы без него чуть не окочурились в дебрях этих. Малого не хватило, чтоб обратно к Камню не уйти.

– Должно, на то он и рассчитывал. Завесть вас куда подальше, да и бросить. Авось утопнете или от морозов да бескормицы перемрёте.

Буслай опустил голову, помолчал, обмысливая.

– А что с поповичем содеялось? – спросил он. – Помешался, что ль?

– Поп говорит, бесы обуяли. Да я уж и не верю ему. Он ведь из него демонов изгнать тщился, чтоб попович от язычества отпал. Да вот вишь, всё наоборот вышло – теперича поповского сынка и вовсе никто унять не может. Ходит-бродит, несёт разное, а подступись к нему – смотрит на тебя как дитё малое и только ресницами хлопает.

– Крут был, видать, батюшка наш.

– Истый сатана. Меня, уж на что человек привычный, и то страх объял.

– Не за того он взялся. Попович хоть к идольству чудинскому и имел склонность, а только безвреден был. – Буслай смачно сплюнул в снег. – А как князёк югорский? Всё упорствует?

– Упорствует, – рассеянно подтвердил боярин.

– Может, приступом крепостцу его взять?

– Боек ты больно. Окопался он там крепко, не подойти. Должно, подмоги ждёт.

– Теперь-то какая ему подмога?

– Теперича никакой, – согласился Яков. – Думаю, ежели ему тамги князьков, которых вы положили, через стену перекинуть, так он посговорчивее будет. – Боярин ещё раз окинул взором стан, словно ища кого-то. – Ты сколько людей потерял?

– Двоих. Да и те от хворей скончались.

– Лихо! Знатный ты начальник!

– Задача нехитрая. Сам ведь говорил, что югорцы в открытой сече слабы.

– Так это в чистом поле. А тут кругом одни чащи да болота. Врасплох что ль застал?

– Врасплох. Порубили в капусту нехристей.

– Это зырянин тебе места указывал, где засады делать? – напирал боярин, ревнуя к удаче Буслаевой.

Ушкуйник с шумом потянул носом воздух.

– Зырянин.

– А почто ж он утёк тады? Почто югорку зарезал? Повздорили, что ль?

– У него спроси, – уклонился Буслай.

– Что-то ты темнишь, сотник. Ну ладно. Главное, что князьков посекли. Теперь уж главный ихний князь никуда не денется.

– Пойду я, боярин, – сказал Буслай. – Пожру да вздремну. Вижу, шатёр мой поставили уже. Бывай!

– На совет-то придёшь?

– Как бог даст, – произнёс сотник, удаляясь. – Я теперь долго отсыпаться буду.