Кашпар Лен-мститель

В новелле «Сто граммов тела» Чапек-Ход гротескно сочетал фантастику и лишенное условности изображение характеров, быта и социальной среды, в которой разворачивалось действие. Писатель мастерски использовал возможности фантастики для заострения поставленных им социальных, нравственных и психологических проблем, для того, чтобы выразить свои взгляды на прекрасное в человеке и человеческом поведении.

В 1917—1927 годах стиль Чапека-Хода наряду с натуралистической деталью и экспрессионистичностью стал включать и импрессионистическое начало. Описание субъективно окрашенных впечатлений персонажа от окружающего его мира стало художественным принципом импрессионизма в литературе. Изображение того, что чувствует или думает герой, существовало в литературе задолго до появления импрессионизма. Новаторство импрессионистов состояло в показе того, что́ и как видел бы и слышал читатель, оказавшись на месте действующего лица произведения. Это и порождало у читателя иллюзию его «присутствия» при импрессионистически описанных сценах. Импрессионистичность у писателей-реалистов была лишь приемом, который сочетался с объективным рассказом об источнике впечатлений персонажа. Изображение реакции действующих лиц в этом случае не заслоняло ее жизненных источников.

Впервые новый для него прием письма Чапек-Ход использовал в «Антонине Вондрейце», где многие эпизоды описаны так, как их воспринимал герой романа. Импрессионистичность присутствовала и в новелле «Эксперимент». Здесь трагедия Юленьки была охарактеризована посредством впечатлений Сватоплука Слабы, который, в свою очередь, стал объектом наблюдения для слушавшего его исповедь повествователя. Героини «Доченьки Иаировой» — Ирма и Барушка — предстают перед читателем такими, какими их «видел» Иржи Стах. Импрессионистичность придавала гротеску Чапека-Хода особое жизнеподобие, но субъективизм, свойственный импрессионистической литературе, начисто отсутствовал в произведениях чешского прозаика. В «Антонине Вондрейце» автор отмечал различия между тем, что иногда казалось больному поэту, и тем, что происходило на самом деле. Рассказ любившего Юленьку Сватоплука Слабы о ее красоте и обаянии Чапек-Ход подтвердил словами повествователя, который также хорошо знал девушку. Относительно же героини новеллы «Кто кого...» — Мариши, выступавшей в представлении Коштяла как идеал женственности, писатель заметил, что она была красавицей, но тут же добавил, что суждения Коштяла о женственности не совпадали с общепринятыми.

О том, что критический реализм не знал какого-то одного стиля и что в наше время художникам «бывают нужны очень различные приемы письма», говорили многие исследователи[7]. Своеобразный «синтетический» стиль позволил Чапеку-Ходу достичь того гармоничного слияния условности и жизнеподобия, смысл которого уловил К. Чапек. «Ни одна область жизни, — писал великий чешский фантаст, — не была чужда К. М. Чапеку и в то же время не была для него обыденной; тайна его реализма во взаимопроникновении фантастики и жизнеподобия. Мало сказать, что его фантастика удивительно конкретна, нужно добавить, что и его конкретность поразительно фантастична»[8]. То, что так точно выразил К. Чапек, ощущали и высоко ценили многие тонко чувствовавшие литературу современники Чапека-Хода. Классиком чешской литературы Чапека-Хода стали называть еще при жизни. Эпитет «чешский Бальзак», который часто прилагали к имени Чапека-Хода, был равносилен наивысшей похвале: чешская литература стремительно развивалась, и критика подчеркивала сопоставимость ее успехов с достижениями всемирно известных писателей.

Слова «чешский Бальзак», впервые сказанные о Чапеке-Ходе знаменитой чешской певицей Э. Дестиновой[9], были справедливой оценкой, которая вытекала, однако, из односторонних представлений о литературной классике. В начале XX века классическим продолжало казаться лишь то произведение, автор которого следовал высоким образцам, созданным в прошлом. В этом была доля истины. Освоение традиции — непременное условие, при котором становится возможным рождение классики, но классичность — явление, всегда обращенное в современность и в будущее, к своему народу и человечеству. Классиками становились те писатели, чье творчество способствовало расцвету национальной литературы и стало достоянием литературы мировой.

Современные чешские литературоведы, видящие в Чапеке-Ходе выдающегося экспериментатора, который творил в пору взлета чешской прозы 1920‑х годов и предвосхитил многие открытия, сделанные ею в 1930‑е годы, по сути дела вновь назвали писателя классиком чешской литературы. Путь же Чапека-Хода к зарубежному читателю еще только начинается. Залогом того, что жизнь чешского прозаика в мировой литературе будет долгой и светлой, может служить популярность лучших его произведений на родине, где они выдержали трудное испытание временем.

В. Зинченко

КАШПАР ЛЕН-МСТИТЕЛЬ Роман Перевод А. Агаркова