Каштановый человечек

– Он также требует продлить срок вашего предварительного заключения пока что на сорок восемь часов. Вы имеете право на помощь адвоката; в случае отсутствия у вас средств на такового он будет назначен по решению суда. До решения последнего органы соцзащиты и опеки будут отстаивать интересы ваших детей в тесном контакте с их бабушкой, каковая уже предложила стать их опекуном. В случае если вас признают виновным и назначат наказание, будет рассмотрен вопрос о возможности сохранить за вами родительские права и встречаться с детьми в присутствии представителей контролирующих организаций.

Наступает тишина. Эрик Сайер-Лассен какое-то мгновение смотрит в пустоту. Потом переводит взгляд вниз. На столе перед ним разложены выписки из историй болезни, фотографии и рентгеновские снимки полученных девочками травм, и внезапно он понимает, какую жесть сотворил. Как будто из далекого далека он слышит голос девахи с глазами лани; она передает рассказ Юдит, которая, помимо всего прочего, поведала, что незадолго до их переезда у них в квартире на Исландс Брюгге побывал сотрудник копенгагенского муниципалитета по поводу поступившего в их адрес анонимного заявления. И этот визит – единственное, о чем они хотели побеседовать с Сайер-Лассеном в этот раз, прежде чем в самом скором времени его дело будет передано другим следователям.

– Вам известно, кто автор этого заявления?

– Вы можете предположить, кто бы это мог быть?

– Кто, помимо няни, знал, что вы избивали собственных детей?

Следователь с синяками на лице подчеркивает, как важно им услышать ответ, но Эрик Сайер-Лассен не в силах выдавить из себя ни слова. Он просто не может отвести взгляд от фотографий. Мгновение спустя его выводят из допросной, и когда дверь в камеру снова захлопывается за ним, он теряет самообладание и впервые в жизни чувствует тоску по своим дочкам.

64

У Хесса такое ощущение, будто мозг его того и гляди взорвется, и он уже жалеет, что не остался на холодном ветру перед зданием ратуши. После схватки с Хансом Хенриком Хауге в хусумском гараже первое время Марк не чувствовал никаких неприятных ощущений в черепной коробке, но в течение недели на смену этому благостному состоянию пришла непрекращающаяся головная боль. Мысль о том, что Хауге до сих пор не задержан, только усиливала ее, как, впрочем, и воспоминание об утреннем допросе Эрика Сайер-Лассена в управлении. Затем ему пришлось срочно наведаться в копенгагенскую ратушу, чтобы допросить Хеннинга Лёба и его шефа, вместе с которыми он теперь и располагается в душном кабинете управления по делам детей и юношества. Само собой разумеется, ничего в офисе ни о детях, ни о молодежи не напоминало: ни казенные конторские интерьеры, ни характерные для ратуши высокие панели красного дерева на стенах.

Хеннинг Лёб, понятное дело, храбро защищается, в первую очередь стараясь обелить честь своего начальника, ерзающего на стуле рядом с ним.

– Как я уже говорил, система зависла, и именно поэтому у меня не было возможности помочь вам с информацией.

– Однако вы не так сказали в прошлый вторник, когда мы говорили по телефону. Вы сообщили, что никаких заявлений по поводу детей Анне Сайер-Лассен не поступало, однако вот оно – здесь.

– Ну, может, я в самом деле сказал, что система не показала мне этого в тот момент.

– Нет, вы не так сказали. Я назвал вам регистрационные номера девочек, и вы заявили…

– Ладно, о’кей. Я уже не помню дословно…

– Какого черта вы не сказали правду?

– Да я вовсе не собирался ничего скрывать.

Хеннинг Лёб продолжает изворачиваться, нервно косясь на шефа, и Хесс упрекает себя за то, что не нагрянул к этому деятелю с визитом несколько дней назад, как, собственно, поначалу и намеревался.