– …то он уже отправил анонимное заявление на следующую жертву.
– Точно. Вот только есть проблемка. Я сейчас выяснил, что в одно лишь Управление по делам детей и молодежи в среднем поступает пять анонимных заявлений в неделю. За год получается двести шестьдесят. Не все они, конечно, касаются изъятия детей, но поскольку их никак не систематизируют, невозможно сказать, сколько из них в действительности затрагивают эту тему.
Нюландер кивает.
– Я поговорю с шефом отдела. Они, ясное дело, помогут без лишних вопросов. Что вам требуется?
– Ты как думаешь, Хесс?
В висках у Марка по-прежнему стучит, и даже новость об альянсе Фрайманна и Нюландера унять этот стук не помогает. Ему приходится напрячь мозги, чтобы ответить Тули́н:
– Анонимные заявления о пренебрежении родительскими обязанностями и насильственных действиях в отношении детей за последние полгода. В особенности касающиеся матерей в возрасте от двадцати до пятидесяти лет. Авторы которых требуют изъятия детей из семьи.
Руководитель отдела, выйдя из кабинета, внимательно смотрит на небольшую компанию, и Нюландер, пользуясь случаем, сразу же посвящает его в их нужды.
– Но эти дела у нас не в одном месте хранятся. Потребуется время, чтобы разыскать их все, – ответствует тот.
Нюландер бросает вопросительный взгляд на Хесса, который уже направляется обратно в душный кабинет.
– Тогда придется подключить всех ваших сотрудников. Других дел у нас здесь ни фига нет. Так что все заявления должны быть у нас в течение часа.
65
Как выясняется, анонимные заявления в адрес копенгагенского муниципалитета по поводу женщин, имеющих детей, – штука довольно популярная. Во всяком случае, благодаря стараниям сотрудников управления стопка красных папок с соответствующими делами на столе постоянно растет, и Хесс уже начинает сомневаться, правильно ли поступили они с Тули́н. Однако после беседы с Нюландером им не оставалось ничего иного, кроме как приступить к выполнению этого плана. Найя предпочла просматривать дела на экране ноутбука «Эйсер» в огромном офисе открытого типа, а Хесс расположился в комнате для совещаний, где и переворачивает один за другим листы, некоторые из них еще не остыли после принтера.
Метода его проста. Он открывает соответствующее дело и просматривает лишь само заявление. И если оно представляется ему не имеющим отношения к расследованию, папка отправляется в стопку слева. Если же оно на первый взгляд требует более тщательного изучения, папка находит свое место в стопке справа.
Однако такой грубый отсев, как выясняется, осуществить сложнее, чем представлялось изначально. Во всех посланиях авторы отзываются о матерях с гневным возмущением, знакомым ему по заявлениям на Лауру Кьер и Анне Сайер-Лассн. Люди, чувствуется, зачастую пишут, находясь в состоянии аффекта, некоторые с явными намеками, дающими повод предположить, что авторство принадлежит бывшему супругу, тетушке или свекрови, которые сочли необходимым прислать анонимное заявление с перечислением грехов матери. Однако полной уверенности в их правоте у Хесса и быть не может, и потому стопка справа все растет и растет. Чтение само по себе наводит на читателя ужас, поскольку все заявления в общем и целом свидетельствуют о гражданской войне, в которую оказались втянуты дети и которая, очень может быть, все еще продолжается – ведь по всем запрошенным Хессом делам обвинения в результате проверок не подтвердились. Управление по делам детей и молодежи в любом случае обязано изучить все обстоятельства, но хотя это и не снимает с Хеннинга Лёба ответственности, Хесс нежданно-негаданно для себя самого стал лучше понимать, почему сотрудники так цинично относятся к подобным заявлениям, ведь авторами их двигали и многие побочные мотивы, а не только забота о здоровье и благополучии детей.
Прочитав примерно сорок анонимных заявлений с предложением провести выездную проверку по месту проживания семьи, поступивших в последние шесть месяцев, Хесс почувствовал, что сыт ими по горло. Да и времени эта работа заняла гораздо больше, чем он предполагал. А именно почти два часа, поскольку иной раз ему приходилось просматривать и отчет о проведенной по заявлению работе. Но что хуже всего, выяснилось, что преступник, в принципе, мог бы быть автором большинства заявлений. И ни один из них не использовал выражения «самовлюбленная шлюха» или «ей следовало бы раньше задуматься», как в заявлениях на Лауру Кьер и Анне Сайер-Лассен.