Дождавшись, пока уйдет Джеймс, она вдруг хлюпнула носом и заплакала. Ей было жалко всех, а больше всего той тихой жизни, которую она вела несколько месяцев назад. Погрузившись в свои переживания, она даже не заметила, как оказалась прижатой к кожаной куртке, пахнущей лошадьми.
Чуть поколебавшись, Айдахо погладил Мелани по голове.
– Не плачь, родная, все образуется.
Это была последняя капля, и Мелли зарыдала в голос, оплакивая и умирающую за дверью Алису, и несчастную судьбу брата, и собственную жизнь, не принесшую ей тепла семейного очага, и слишком позднее появление этого старого дурака…
А Айдахо, обнимая плачущую женщину, чувствовал, как где-то в дальних уголках его души разгорается свет, о наличии которого он не хотел признаваться даже себе.
Вэю было мучительно больно снова, час за часом, день за днем переживать все произошедшее. Он сидел в полицейском управлении и, стараясь не упустить ни одной детали, рассказывал обо всем, что происходило между ним и русской гостьей, начиная с того момента, когда он увидел ее.
Шериф Джек Рид и агент ФБР Роберт Уоллес почти не перебивали его, лишь изредка задавая наводящие вопросы.
Насколько понял Джеймс, русские гангстеры уже давно были в зоне внимания ФБР и полиции Нью-Йорка, но редкая изобретательность, хладнокровие и жестокость, с которой уничтожались даже случайные свидетели их преступной деятельности, не давали в руки служителей закона никаких зацепок, так что история Алисы была расценена ими как дар богов. Когда Рид, стремясь помочь другу, вышел на своих давних знакомых в ФБР, а те сообразили, о ком идет речь, то тут же отправили в Калифорнию своего агента. Примчавшись на место, он успел в последний момент встретиться с Вэем, предложив тому американское гражданство для Алисы в обмен на помощь в задержании банды. Но Джеймс, боясь, что появление полиции повредит Алисе, отказался от помощи силовиков, о чем сейчас жалел.
Больше всего он боялся, как бы эти отчаянные русские не вернулись, чтобы добить Алису. Что для этих сумасшедших толпы людей в форме, если эта нация придумала «русскую рулетку», психическую атаку и борьбу с медведем после изрядного подпития!
Одна надежда, что на поимку бандитов была задействована вся полиция Калифорнии и сопредельных штатов, ФБР и черт его знает кто еще.
Ближе к полуночи позвонил Энди с неутешительными новостями: Алиса так и не пришла в сознание, и врачи попросили «мушкетеров» покинуть «пост» хотя бы до утра.
Где-то около часа ночи друзья заехали за Вэем и повезли его домой отъедаться и отсыпаться, ибо «если он помрет от голода и недосыпа, кто же будет выхаживать Алису?». Этот довод показался Джеймсу столь убедительным, что он без возражения съел все, что подала на стол Мелани, и даже проглотил таблетку снотворного.
А спустя несколько минут дом полностью погрузился во мрак, помогая забыться всем участникам событий. Это были самые долгие сутки в их жизни, но, сколько бы ни отмерила им судьба, они никогда не забудут ни одной секунды этого страшного и… счастливого дня.
13
Возвращение из небытия осталось в памяти Алисы бесконечным кошмаром, где в дьяволь-ском беспорядке сплелись бредовые галлюцинации, бесконечные капельницы, при виде которых у нее начинались приступы животного ужаса, врачи, медсестры и еще какие-то люди, расспрашивающие о том, что не хотелось вспоминать. И боль, боль, боль… Не совсем понимая, где кончается бред и начинается явь, она старалась делать вид, что находится в забытьи.
В ее сознании мелькали лица мучителей, скорчившееся в луже крови тело бывшего мужа, грязный подвал, входящий в руку шприц… Но чаще всего память подсовывала самое страшное: в ушах звучал насмешливый голос Француза «Будет тебе кино!», и узкая сталь скальпеля снова и снова уродовала лицо. Теперь, приходя в сознание и ощущая повязку на голове, Алиса понимала, что возврата к прошлому уже никогда не будет.
Когда она впервые пришла в себя, доктор Свенсон поинтересовался, не хочет ли она повидаться с мужем, который уже много часов ждет ее пробуждения за дверью. В первую секунду она подумала, что Андрей не умер, а спрятался за тонкой перегородкой и вот-вот выйдет оттуда, чтобы добить строптивую супругу, но потом сообразила, о ком идет речь, и перепугалась еще больше.
В ужасе вцепившись слабыми пальцами в форменную рубашку врача, Алиса начала умолять, чтобы к ней не пускали Джеймса, ни за что не пускали Джеймса!
С одержимостью отчаяния она заклинала всех запретить вход в палату тому, ради которого согласилась претерпеть муки… любые, кроме пытки жалостью. Девушка явственно понимала, что ее тело превратилось в развалюху, а разум отравлен наркотиком. Но больше всего ее пугала рана на щеке. Она требовала снять повязку и дать зеркало, но вместо внятной речи получалось какое-то мычание, потому что распоротые мышцы не желали ее слушаться. Она боялась, что Свенсон – только видение, но продолжала твердить свою просьбу. Наконец ей сделали укол, и она снова провалилась в небытие.