Кассиопея

Мингю не успевает сказать еще что-нибудь – его отвлекает дверной звонок, который трелью прокатывается по квартире и остаточным эхом врывается на балкон. Чонхо выпрямляется; Мингю видит, как напрягаются его плечи.

Они оба выходят в коридор. Мингю замирает точно на пороге – рядом с ванной комнатой – и отчего-то ощущает жуткую тревогу, будто сейчас произойдет нечто ужасное. Хочет уйти обратно, на балкон или хотя бы в комнату Мина, но все равно продолжает стоять на месте, наблюдая за тем, как Чонхо открывает дверь. Смотрит на все еще напряженные чужие плечи и думает, что не одному ему тревожно.

– Ну наконец-то! – слышит Мингю женский голос. – Я уже подумала, что вы не дома.

Чонхо немного сторонится, пропускает внутрь красивую женщину лет сорока. Мингю смотрит на ее длинные каштановые волосы, заплетенные в косу набок, на немного подведенные коричневым карандашом выразительные глаза, на губы, чуть тронутые персиковой помадой. Смотрит на длинную юбку, из-под которой выглядывают аккуратные босоножки, смотрит и…

– Простите, мы не слышали. – Чонхо делает легкий поклон, закрывает дверь. – Я не думал, что вы приедете сегодня.

– Так ты же сказал, что в любой день на неделе можно. – Женщина ставит на пол в прихожей два больших пакета и сдувает с лица прядку волос. – Но да, стоило позвонить, ты уж прости. Я слишком забегалась. Как поживают мои мальчики?

Мингю чувствует себя как-то странно. Ему нехорошо. Он глядит в лицо вошедшей женщины, и ему нехорошо. Ему нужно присесть прямо сейчас, уйти куда-нибудь, исчезнуть на пару тысячелетий.

– Мингю, как ты, дорогой мой? Чонхо сказал, что ты потерял свой телефон. – Женщина снимает босоножки и надевает тапки с красными цветками, которые все это время стояли в углу – он даже ни разу не обратил на них внимания. – Мне стоило догадаться, раз ты на сообщения уже несколько дней не отвечаешь. С тобой все хорошо?

Он опирается рукой о стену и смазано усмехается. Перед глазами плывет. Горечью мажет прямо по сетчатке, оседает прахом на дне зрачков. Ему кажется. Ему кажется просто – не более. Ему этот мир кажется, Чонхо взрослый, небо сиреневое. Это все не взаправду. Мираж. Лишь мираж, который опутал его сознание плющом, вгрызаясь в память.

Ему кажется. Так не бывает.

Темно. Слишком темно здесь, в коридоре этом. Вертится все перед глазами, как на чертовой карусели. К горлу так резко подкатывает тошнота, что он от неожиданности надувает щеки. Нет, господи, нет. Ему кажется. Ему показалось просто. Это не может быть правдой.

– Мингю?

Новый спазм заставляет рвануть в сторону двери в ванную комнату.

– Простите, – успевает бросить он прежде, чем хлопнуть за собой дверью.

Он едва успевает подлететь к унитазу – его лихорадочно выворачивает так, что судорогой сводит. Горло сжимает, царапает изнутри, глаза слезятся. Мингю откашливается, и его накрывает новым спазмом. И чувство такое, что тебя сейчас выкрутит до несуществующих пределов. И ты сдохнешь прямо здесь – головой в чертовом унитазе, с привкусом собственной желчи на языке.

Первый глубокий вздох дается с трудом. Мингю хватается за ворот рубашки, сглатывает отвратительный привкус во рту. Физически чувствует, как в голове набатом долбит проклятое «нет, нет, нет».

Потому что правда: нет. Этого не может быть. Не с ним и не сейчас.

– Ты в порядке? – стучится в дверь Чонхо.

Он молчит. Дышит тяжело. Пить хочется ужасно.

– Эй, – Чонхо стучит снова – предельно нерешительно.

Мингю дергается, когда к горлу снова подкатывает. В дверь стучат в третий раз, и его опять выворачивает в унитаз. Ощущение такое, что сейчас вся душа выйдет прямо в канализацию. Там ей и место.

Он нажимает на слив, не глядя даже, куда пальцами тычет. Слышит шум сливаемой воды, расслабляется немного, но лишь на пару секунд, потому что глотку снова дерет желанием вывернуться наизнанку. Покажет миру свои гнилые внутренности – и дело с концом.

Мингю полощет рот несколько раз вместе с зубной пастой, пытается избавиться от гадкого привкуса на языке. Отпивает воду прямо из-под крана и опирается руками о раковину. Хочет посмотреть на свое отражение, но не делает этого – знает, что от увиденного пополам разломит. В тысячный раз. Куда уж больше, господи. Легкие скручивает вдруг, и он сползает вниз, цепляясь руками за дверцы шкафчика. Только не сейчас, только не так, пожалуйста.

Мингю склоняет голову вниз, пытается дышать, но не получается совсем. Там пробка будто – в горле самом. Не вздохнуть никак. Он умрет, он задохнется сейчас. Мингю открывает рот, царапает ногтями поверхность шкафчика под раковиной, сжимает глаза так, что больно становится, но вздохнуть не может. Почему вот так, господи, почему именно так.

Он не сразу понимает, что его подхватывают руками поперек туловища. Крепко очень. К себе разворачивают. Мингю моргнуть хочет, но не может – лишь корчится от невозможности вдохнуть. От мысли, что умрет вот так глупо.

– Мингю, – Чонхо встряхивает его за плечи, – эй.