Каста предателей

Могучим борцом с тлетворной пропагандой стал архимандрит Фотий, в миру Пётр Никитич Спасский.

При личной встрече с Александром он заявил: «Враги Церкви святой и Царства весьма усиливаются, зловерие, соблазны явно и с дерзостью себя открывают, хотят сотворить тайные злые общества, вред велик святой Церкви Христовой и Царству, но они не успеют, бояться их нечего, надобно дерзость врагов тайных и явных внутрь самой столицы в успехах немедленно остановить».

Под влиянием Фотия появился рескрипт на имя управляющего Министерством внутренних дел графа Кочубея от 1 августа 1822 года, которым было повелено «закрыть все тайные общества, в том числе и масонские ложи, и не позволять открытия их вновь; и всех членов сих обществ обязать, что они впредь никаких масонских и других тайных обществ составлять не будут, и, потребовав от воинских и гражданских чинов объявления, не 86

принадлежат ли они к таким обществам, взять с них подписки, что они впредь принадлежать уже к ним не будут; если же кто такового обязательства дать не пожелает, тот не должен остаться на службе».

О графе Аракчееве либерально-прогрессивная история говорит только плохое. Именно потому, что в годы страшного предательства он стал фактически спасителем России, которую «освободители» тогда уже намеревались превратить в демократическую республику, сделать её добычей инородцев и иностранцев и отдать русских православных в рабство. Речь идёт о заговоре декабристов.

В состав Временного правительства предложили войти и Сперанскому, на это Сперанский будто бы ответил: «С ума вы сошли! Разве делают такие предложения преждевременно? Одержите верх, тогда все будут на вашей стороне!»

Когда же заговор провалился, то Сперанский, хитрый лис, попал в состав Верховного Уголовного суда. Сперанский участвовал в комиссии, составлял доклад, принимал живейшее участие, словом, играл первую роль.

Не испуг руководил Сперанским, когда он принимал назначение быть членом Верховного суда, и не карьерные соображения, а наиболее важное – наказать тех масонов, которые приняли на себя главную роль и не выполнили обязательств перед Орденом, и спасти от жестокого наказания остальных братьев. Главная кара обрушилась на Пестеля.

«Павел Пестель, – пишет графиня Толь, – ставленник высшей масонской иерархии, не су-

87 мел или не захотел, мечтая для себя самого о венце и бармах Мономаха, исполнить в точности данные ему приказания. Много обещал, но ничего не сделал. Благодаря этому он подлежал высшей каре; не следует забывать, что он был «шотландским мастером», что при посвящении в эту высокую тайную степень у посвященного отнималось всякое оружие и объяснение гласило, что в случае виновности от масона отнимаются все способы защиты».

Мятеж в Петербурге произвёл в общей массе населения России потрясающее впечатление – так выражается очевидец. По его словам, «посягательство на ограничение царской власти и на перемену образа правления казалось нам не только святотатством, но историческою аномалией; а народ, видя, что заговорщики исключительно принадлежали к высшему сословию, признал дворянство изменниками, и это прибавило ещё одну резкую черту в той затаенной вражде, которую он питал уже к помещикам. Передовые люди и столичная интеллигенция одни только сочувствовали несчастным безумцам».

Лучшие люди отвернулись от этого дела с омерзением и заклеймили каинову работу масонов-декабристов. По словам Карамзина: «Вот нелепая трагедия наших безумных либералистов! Дай Бог, чтобы истинных злодеев нашлось между ними не так много. Солдаты были только жертвою обмана. Иногда прекрасный день начинается бурею: да будет так и в новом царствовании (Николая I – Ред.) <…> Бог спас нас 14 декабря 88 от великой беды. Это стоило нашествия французов: в обоих случаях вижу блеск луча, как бы неземного».

Благородный и чистый Жуковский назвал декабристов «сволочью».

«Народ, чуждаясь вероломства, забудет ваши имена», – заклеймил масонов-декабристов поэт Тютчев.

А теперь сравните оценки произошедшего 14 декабря 1825 года со стороны деятелей культуры советского и постсоветского времени. Интеллигенция своих не сдаёт! Это у Достоевского хватило ума и сердца по достоинству оценить заговор петрашевцев, о чём мы говорили выше..

Переломная эпоха, в которую правил Николай I, наложила на него неизмеримо тяжёлое бремя. Он правил, когда мировое масонство окончательно утвердило своё господство в Америке и Европе. Это была эпоха, в которую, по меткому выражению Гоголя, «диавол выступил уже без маски в мир».

В России родившееся во время наполеоновских войн поколение избрало своими руководителями не Николая I, Пушкина, Гоголя, славянофилов, а духовных отпрысков русского вольтерьянства и масонства, декабристов, и своим путём – путь дальнейшего подражания Европе.

Николай I избрал более трудный путь: он решил восстановить самодержавие в России и отказаться от традиций Петровской революции. «Вопрос еще, – сказал он однажды, – хорошо ли сделал Пётр I, что отменил некоторые русские благочестивые обычаи. Не придётся ли их восста-