Каста предателей

89 новить?» Прежде всего необходимо было восстановить монархию.

«За время от Петра I до Николая I у нас не было монархии. Если мы под монархией будем понимать, прежде всего, арбитраж во всяких внутринациональных трениях, то мы согласимся с тем, что императрицы, попадавшие на трон на гвардейских штыках, никакими арбитрами быть не могли и основных функций монархии выполнять были не в состоянии. С русской точки зрения Екатерина II была чужеземной авантюристкой, пролезшей на трон путем муже- и цареубийства. Ей оставалось идти по течению этих штыков, дабы они не обратились против неё самой. Русские цари, и в особенности царицы, от Петра I до Николая I включительно, были пленниками вооружённого шляхетства, и они не могли не делать того, что им это шляхетство приказывало» (И. Солоневич. Сборник статей. Шанхай, 1942. С. 48).

Ключевский назвал этот период «дворяновла- стием». Известный монархический теоретик Л. Тихомиров написал про этот период в своём труде «Монархическая государственность»: «Нельзя обвинять монархию за то, что было сделано во время её небытия».

Николай I обладал ясным, трезвым умом, выдающейся энергией. Он был глубоко религиозный, высоко благородный человек, выше всего на свете ставивший благоденствие России. Французский дипломат маркиз де Кюстин, живший в Петербурге, писал, что «нельзя отрицать, что Николай обладал выдающимися чертами характера и питает лучшие 90 намерения. В нём чувствуется справедливое сердце, благородная и возвышенная душа. Его пристрастие к справедливости и верность данному слову общеизвестны».

Когда де Кюстин сказал Николаю I: «Государь, Вы останавливаете Россию на пути подражательства и Вы её возвращаете ей самой», Николай I ответил ему: «Я люблю мою страну и я думаю, что я её понял; я вас уверяю, что когда мне опостылевает вся суета наших дней, я стараюсь забыть о всей остальной Европе, чтобы погрузиться во внутренний мир России… Никто не более русский в сердце своём, чем я».

Николай I, действительно, вместе с Пушкиным и Гоголем, был по духу одним из наиболее русских людей своей эпохи.

Идеалом русского правителя для Николая I были не Пётр I, не Екатерина II, не оба эти «великих» правителя, а самый христианский правитель Средневековой Руси, Владимир Мономах. Христианскую настроенность Николая I ярко показывает резолюция, которую он наложил на отчёте министерства иностранных дел, составленном к 25-летию его царствования, перед тем, как передать отчёт наследнику: «Дай Бог, чтобы мне удалось тебе сдать Россию такою, какою я стремился её оставить, сильной, самостоятельной и добродеющей: нам – добро, НИКОМУ – ЗЛО».

Разгром России в Крымскую войну и смерть Николая Павловича открывали для масонства широкое поле деятельности. Смерть императора-рыцаря представители передовой общественности 91 встретили или с предательским равнодушием, или с необузданным восторгом.

«В Английском клубе, – записал в своём дневнике Погодин, – холодное удивление. После обеда все принялись играть в карты. Какое странное невежество».

«Смерть Николая, – писал Герцен, – удесятерила надежды и силы. Я тотчас написал напечатанное потом письмо к императору Александру и решился издавать «Полярную звезду». «Да здравствует разум!» – невольно сорвалось с языка в начале программы. «Полярная звезда» (рылеевская) скрылась за тучами николаевского царствования; Николай прошёл, и «Полярная звезда» явится снова в день нашей великой пятницы, в тот день, в который пять виселиц сделались для нас пятью распятиями».

Наступила, как тогда выражались, «оттепель», но все ждали полной «весны».

Печати был предоставлен полный простор. Университетам разрешено было принимать студентов в неограниченном числе. Вернулись из ссылки декабристы. Оппозиционные и революционные силы подняли голову.

Началась новая страница русской истории, новый её период – период революционный.

Когда польское восстание 1863 года стало свершившимся фактом, Герцен открыто проповедовал пораженчество, приветствовал поляков как борцов за отчизну и требовал сочувствия к ним всего русского общества.

В своей прокламации, распространённой в Москве и Петербурге в конце февраля 1863 года, общество 92

«Земля и воля» подало руку полякам во имя юной России и обратилось к солдатам и офицерам, удерживая их от повиновения.

«Мы с Польшей, – написал Герцен в номере «Колокола» от 1 апреля, – потому что мы за Россию! Мы со стороны поляков, потому что мы русские. Мы хотим независимости Польши, потому что мы хотим свободы России. Мы с поляками, потому что одна цепь сковывает нас обоих. Мы с ними, потому что твёрдо убеждены, что нелепость империи, идущей от Швеции до Тихого океана, от Белого моря до Китая, не может принести блага народам, которых ведёт на смычке Петербург».

Польскому движению помогали и русские университеты, в которых под влиянием польской пропаганды происходили забастовки и волнения.

Среди польских революционеров была весьма популярна мысль о достижении победы над русским правительством при помощи распространения смуты внутри России.