Каста (СИ)

Внезапная слабость нахлынула исподволь и Лето рухнул на колени, закрывая лицо руками, как делал в глубоком детстве; в том возрасте, когда он был ещё слишком мал и не мог сдержать душевной боли, но уже понимал, что альфе не следует открыто демонстрировать слабость.

Сейчас он чувствовал агонию, будто только что сам увидел тела двух самых дорогих людей, сопровождавших его по жизни с тех самых пор, как он себя помнил. Он только что узнал, что оба его отца убиты.

Мысли загудели, разбежались в стороны, чувства накатывали одно за другим, мешая сосредоточиться. Собраться не удавалось. Смерть близких оказалась сокрушительным ударом, который Лето никогда всерьёз не надеялся пережить. Он понимал, что однажды родные уйдут, как ушёл папа, когда он был ещё мал, но это должно было случиться ещё не скоро. Совсем не скоро.

— Кто-нибудь должен был выжить, — почти проскулил Лето, не чувствуя себя в этот момент славным воином-раджаном, и посмотрел на Хюрема с последним проблеском надежды.

— Прости.

Беспощадность одного-единственного слова, до краёв наполненного жалостью, стала последним ударом.

Слёзы скользнули по щекам Лето.

Глядя на альфу, Хюрем погрузился в незнакомую растерянность. Неведомое прежде чувство всколыхнулось в груди. Желание упасть рядом и обнять Лето было нестерпимым, но Хюрем раздавил душивший порыв. И почему он так поступил, омега прекрасно знал, ведь это он был повинен в смерти тех, кто был дорог Лето. Он проткнул их тела, пусть они были обречены.

Хюрем не сожалел об отнятых жизнях, только о том, что он, отчасти, стал причиной горя, раздиравшего его пару на части. Если бы он мог, то предпочёл бы этого не видеть, слишком тяжким оказалось зрелище.

Излив часть своего горя, Лето затих. Ему не стало лучше и не стало легче, слёзы не могли вернуть ему потерянное. Пока боль сменялась скорбью, разрывая рану посреди груди, почти в том самом месте, где однажды Лето ударила стрела, он ощутил гнев и желание причинить ответную боль тем, кто посмел напасть на его близких.

— Кто-то мог спастись, — произнёс он, упрямо поднимаясь на непослушных ногах, — говоря это, Лето не сомневался в словах Хюрема, но им двигало желание найти причину повернуть обратно в Барабат.

— Все раджаны мертвы. Прими это Лето. Прими и следуй за мной.

— Но я выжил. Могли выжить и другие, — не сдавался альфа, управляемый чувствами, не разумом. — Кто-нибудь мог заметить подмешанный яд или опоздать на праздник, — хватался он за соломинку.

— Те, — медленнее повторил Хюрем, — кто выжил, давно убиты.

— Но ведь мы живы!

Хюрем нахмурился.

— Ты жив, потому что с прошлого года я давал тебе яд.

Лето опешил, застыв на несколько долгих мгновений.

— Зачем? — простодушно спросил он, вдруг припомнив, как долгое время его мучили несварение и лихорадка, которую Лето списал на перемены в собственной личной жизни, позволив Хюрему исполнять роль альфы. Похоже, тогда он совсем не разобрался в событиях.

— Чтобы ты пережил эту ночь и мы могли сбежать.

Целая минута, а может, и больше, потребовалась Лето, чтобы речь к нему вернулась.

— Ты… ты знал? — голос вдруг взвился, по телу прокатилась дрожь. — Знал о нападении? — альфа не мог поверить словам, сорвавшимся с губ Хюрема.

Омега кивнул.

Праведный гнев нахлынул на Лето, заставляя голову звенеть. Он вмиг подскочил к Хюрему, хватая того за грудки.

— Но почему? Почему ты ничего не сказал?

Неясная мысль, что, знай раджаны о нападении заранее, все были бы живы, не давала устоять на месте. Тянула душу, выворачивала наизнанку. Как мог знать Хюрем и промолчать?

— Почему, Хюрем?

— Это бы не спасло вас, — выдохнул Хюрем в лицо Лето, пока тот продолжал его трясти.

— Нас? — Лето не понимал.

— Раджанов. Сынов Касты, — откликнулся Хюрем, провисая на кончиках пальцев. — Стая давно подбиралась к вам. Потратила на подготовку долгие и долгие годы, внедряя своих людей всюду, где те могли бы оказаться под боком. Это вам не восстание Грязного Радавана. Стая продумала всё до мелочей. Когда людей для броска наконец стало достаточно, день был назначен.

— Праздник Касты.

Хюрем снова кивнул.

— Но ты знал давно, почему же не сказал? Карафа бы наверняка придумал, как вычислить предателей, как уничтожить заразу.

Хюрем чуть скривился, не глядя на Лето, и, высвободившись из захвата, отступил на пару шагов.

— По той причине, что и сам я зараза, — он нашел в себе силы посмотреть в лицо Лето. — Меня послали не за тем, чтобы я спасал вас, а затем, чтобы уничтожил, — омега сделал паузу, давая Лето осознать, в чём он только что признался; и по ошарашенному взгляду Хюрем мог судить, что горе не отняло у альфы последние зачатки разума. — Это я должен был следить за тем, чтобы Карафа был занят посторонними вещами и не заметил заговор.

— Посторонними вещами? — Лето сморгнул. — Ты… говоришь обо мне?

Вспомнить о том, что не было человека во всём Барабате, за кем бы старший субедар Зариф Карафа следил пристальнее, чем за Лето, было просто. И Лето вспомнил.