Чем больше говорил Лето, тем острее резали Хюрема его слова.
— И что, по-твоему, мы бы стали делать? Забились в щель и прикидывались, будто ничего не случилось? Жили бы долго и счастливо? — Такие мысли не были достойны ничего кроме осуждения.
Лето выпрямился во весь рост, сжал челюсть, глядя на Хюрема так, как не позволял смотреть себе ни на кого и никогда.
— Тебе следовало убить меня.
Хюрем бы фыркнул, если бы происходящее не поглотило его целиком. Как мог он отнять единственную жизнь, ради которой был готов отдать всё? Ради которой предал Стаю. И эта кровь, измазанная и засохшая на одеждах Лето, почти пугала. Напугала бы и его, если бы Хюрем не знал, что сам позаботился о том, чтобы порвать дыру в нужном месте и выпачкать альфу кишками убитого товарища. Хюрем смотрел на Лето с напряжением, не зная что сказать.
— Я твоя пара, — продолжал Лето, — но знай: я тебя ненавижу.
Решимость, с какой альфа произнёс эти слова, глядя в глаза Хюрема, отнимала силы. Уничтожала. Хюрем не станет сдерживаться, он расскажет всё и, может быть тогда… Тогда Лето — не простит, но хотя бы поймёт, почему он поступил так, а не иначе. Омега открыл рот, как вдруг заметил вдалеке движение.
Хюрем узнал братьев до того, как почувствовал их запах или разглядел очертания гибких тел. Не приходилось сомневаться, что, как только хитрость Хюрема была раскрыта, за ним тотчас началась погоня. Что действительно завладело вниманием Хюрема, это количество тех, кто шёл за их головами.
Сбежать в момент нападения казалось выгодным, ведь Стая не могла отправить по следу Хюрема слишком много воинов. Столица была только что взята, новую власть полагалось закрепить, и на это требовались силы и время. К тому же, вскоре должен был прибыть вождь, но никто не знал, когда именно он появится. Сведения об этом держались в строжайшем секрете.
И всё же в погоню отправились шестеро. Целых шестеро. Слишком много.
Они шли не таясь, переводя дыхание после сумасшедшего забега. Добыча больше не бежала, готовая встретить свой конец на пустынном поле.
Лето обернулся, видя, что Хюрем всматривается в даль.
— Они идут за нами, — сказал омега. — Они станут сражаться так же, как и я. Не жди честной схватки. Они сильны и их много.
Возможно, стороннему наблюдателю численный перевес три к одному мог показаться не таким ужасным, Лето и Хюрем были прекрасными воинами, вот только Хюрем знал омег, смотревших сейчас прямо на него.
В их глазах не было кровавой жажды, скорее облегчение, что они наконец разорвут его на множество кусков. Несмотря на то, что в Стае они были братьями, ни о каком духе равенства и солидарности не могло быть и речи. Уважение или, скорее, зависть питали только к сильнейшим. Никому из них в одиночку ни разу не удавалось выстоять против Хюрема. Но ещё ни разу не пробовали они напасть вместе и одновременно. И пусть вкус у такой победы не будет отдавать честью и гордостью, непобедимый Хюрем наконец исчезнет, позволив новому члену Стаи возвыситься. За этим они и шли, по-волчьи наклонив головы.
Лето смотрел в ту же сторону и видел шестерых омег. Все они, как Хюрем, были поджарыми и гибкими. Темноволосые, от светло-каштанового до иссиня-чёрного, все коротко стриженые, в кожаных штанах до середины икр и жилетках, распахнутых на груди. Одежда, походившая на неряшливые покровы бродяг, выдавала готовность сражаться, и если они хотя бы вполовину были так же хороши в бою, как и Хюрем, нужно было бы поволноваться.
Но Лето, лишившийся опоры под ногами — сначала семьи и дома, а затем и пары, не почувствовал ничего. Омеги не вселяли в него страх, как и не вызывали азарт грозившей схватки, да такой, что должна была разразиться не на жизнь, а насмерть. Он просто стоял и смотрел.
— Тебе лучше вернуться на их сторону, — ответил Лето, не видя причин, почему бы Хюрему не быть тем, кто он есть.
Новый порез, причинённый словами Лето, полоснул сердце, но Хюрем даже не моргнул. Сейчас он не мог позволить себе думать ни о чём, кроме подвигавшейся всё ближе шестёрки.
Омеги остановились в десятке шагов. Лето отметил, что у них нет при себе другого оружия, кроме коротких чуть изогнутых кинжалов. Они замерли так, что могли напасть в любой из моментов. Лето держал парадный меч наизготовку — тот самый, что был приторочен к перевязи на бедре, ожидая нападения.
— Значит, всё же истинный, — гнусаво протянул омега с близко посаженными глазами над птичьим, переломанным носом.
Хюрем молчал, сосредоточившись на малейшем движении со стороны бывших собратьев.
— Я всегда чуял, что он с гнильцой, — отозвался щербатый, с просветом между двумя огромными передними зубами, торчавшими из-под верхней губы.
— Променять Стаю в момент нашего триумфа на Это, — бледнокожий омега сплюнул на землю в сторону Лето, но чувство собственного достоинства альфы молчало, как и всё его существо.
— Ты просто дурак, — покачал головой кудрявый с обкусанным хвостиком на затылке. — Прикончим его наконец.
Остальные согласно зарычали, рождая в горле низкое хлюпанье напополам с воем. Они напоминали зверей, так мало в этот момент у них было человеческого.