Она вернулась в постель, вынула из-под подушки телефон. Половина пятого утра. Где-то сейчас начинали кукарекать голосистые петухи. Маша взглянула на руку. Она так и носила те кольца, хотя они были слишком громоздкими, чтобы походить на девичью бижутерию. Кольца из коллекции костюмерши пришлось вернуть, и когда она отдавала их вместе с нарядом, в душе как-будто что-то оборвалось, словно это был последний шаг, не сделанный назад. Костюмерша придирчиво осмотрела сарафан, который Маша тщательно выстирала вручную, боясь засовывать расшитое платье в стиральную машину, не нашла изъяна и, все же, нахмурившись для порядка, отчитала Машу за то, что она не сдала реквизит сразу.
— Надо бы взять с вас оплату за аренду, — проворчала она, — этот костюм один из самых дорогих!
Маша ничего не ответила, расписалась в толстой тетради и ушла. Каникулы официально начались, но заняться было нечем. Пару раз звонили знакомые, звали на шашлыки в загородный дом, и купаться на городское водохранилище, но Маша оба раза отказалась. Шашлыки предполагали много алкоголя и непременное деление по парам, а она не нуждалась ни в том, ни в другом. А водохранилище хоть и пользовалось спросом у жителей города, но, все же, было просто большой теплой лужей, Маше там не нравилось. Единственной отдушиной в беспросветной тоске был Серега, который никак не мог оставить ее в покое. Серега поверил в рассказ сразу и безоговорочно. Маша сначала подозрительно присматривалась к другу, пытаясь рассмотреть в его лице тень насмешки, но не увидела ничего, кроме загоревшихся глаз. В тот день, когда она выспалась на его диване, Маша подробно все рассказала. Не сразу. Сначала она забрала свои вещи и ушла домой. Квартира встретила ее нежилой пустотой, легким запахом пыли и давно непроветриваемого помещения. Маша открыла окна, протерла полы и вообще много суетилась, чтобы хоть как-то заглушить в голове собственные мысли. Когда она наконец устала и почувствовала, что голодна, то пошла на кухню. В холодильнике съедобного было мало — засушенный кусочек сыра, жопка от колбасы, тоже изрядно подсохшая, пучок салата, съежившийся на дне контейнера, пара помидоров и огурец, непонятно как выжившие и бутылка молока, которую никто не открывал, и от этого она было условно свежим. Маша долго смотрела на это богатство, потом достала кастрюльку и сварила гречневую кашу на воде. Запах каши казался таким притягательным, что Маша время от времени приподнимала крышку и нюхала парок. Когда каша сварилась, она положила в тарелку, бросила сверху кусок сливочного масла и долго помешивала, ожидая, когда еда остынет.
В дверь позвонили, Маша оставила тарелку и пошла посмотреть, кто пришел. Серега вошел с улыбкой, протянул ей тарелку, накрытую кухонным полотенцем.
— На, мать передала.
Маша приподняла полотенце — под ним лежал кусок рыбного пирога.
— Передай тете Свете спасибо, — сказала Маша.
Серега кивнул. Они прошли на кухню, Серега налил себе кружку чая, он был частым гостем, и за нам не нужно было ухаживать. Маша предложила ему каши, но приятель отказался.
— Худеешь что ли? — спросил он, подозрительно глядя на содержимое тарелки.
— Неа, — пробормотала Маша, пережевывая гречку, — вкусно!
— Ну да, — с сомнением покивал Серега, — ты еще молочный суп с пенками свари.
Они вместе ходили в детский сад, и воспоминания о еде были одинаковыми.
А потом она ему все рассказала. С самого начала, как пошла в тень леса, подальше от туристических троп, посидеть в тишине и покурить, как потерялась, а потом встретила девчонку, которая увела ее в древнерусский город и назвалась Катой. Как провела ночь в темной подклети, еле выбралась оттуда, сбежала, и вернулась уже по своей воле. Серега слушал, как завороженный, забывая моргать. Маша не стала пересказывать подробности, касающиеся только ее, но приятель и сам догадался, что без романтической истории не обошлось. Когда она закончила, он долго думал, а потом вдруг спросил:
— А как ты их понимала?
— В каком смысле? — удивилась Маша.
— Ну, когда они с тобой говорили, ты все понимала?
— Да, — это был странный вопрос, — а почему я не должна была понять?
— Ну-у, — Серега почесал затылок, — наверное потому, что тогда говорили по-другому.
— По какому — другому?! — Маша показалось, что он придирается, — нормально они говорили, как мы с тобой. Ну, разве что, с каким-то будто напевом.
— Ну вот гляди, — Серега что-то потыкал в своем телефоне, потом протянул Маше, — на, прочти!
Маша посмотрела в экран гаджета, на котором светился кусок древнерусского текста. Сначала витиеватая письменность казалась ей совершенно непонятной, но потом, буквы начали выстраиваться в правильные ряды, выравниваться и принимать вполне читаемый вид. Маша взяла в руки телефон и начала читать:
— От Гостяты к Василю. Что дал мне отец и родичи дали впридачу, то за ним. А теперь, женясь на новой Жене, мне он не дает ничего. Ударив по рукам, он меня прогнал, а другую взял в жены. Приезжай, сделай милость.
Серега смотрел оторопело, потом выхватил телефон и начал всматриваться.
— Как ты это делаешь?! — удивленно спросил он.