Ката - дочь конунга

— Ты дурак?! — Маша устала разговаривать с ним, как с умалишенным, — с чего ты решил, что умрешь? Я не хоронить приехала тебя, а лечить! Четырнадцать дней в седле! Ты себе не представляешь, как я боялась каждый день! На нас волки напали! И разбойники! А ты тут лежишь и чушь какую-то городишь!

От жалости к себе она расплакалась, размазывая слезы по шершавому лицу. Светозар протянул руку, коснулся пальцами ее спины. Маша почувствовала, какая холодная у него рука и вздрогнула. Обернувшись, она посмотрела в измученное лицо мужа. Оно уже не было маской, оно было живым и полным сострадания. Наплевав на вонь и антисанитарию, Маша заползла на кровать и прижалась к мужу. Он обхватил ее, как утопающий соломинку, прижал к себе.

— Не чаял, что увижу тебя, — прошептал Светозар, в глазах его сверкнула влага.

Маша гладила пальцами его худое лицо, убирала со лба отросшую прядь и обещала, что все будет хорошо.

Ей понадобилось время, чтобы разворошить это болото. Перепуганные слуги, поняв, кто приехал, не знали, как реагировать. С одной стороны, хворый боярин застращал их, отказываясь от помощи, с другой, молодая боярыня выглядела очень решительной. Покинув комнату, точнее, кладовку, Светозара, она ринулась в баню, долго отмывалась, радуясь тому, что в дороге ее не застало женское дело, потом, переодевшись в чистое, радовалась, что наряды Улианы ей вполне подходят. А затем принялась командовать, в прямом смысле этого слова. Она выбрала самую большую и светлую комнату, туда на носилках перенесли ругающегося на все лады Светозара. Посреди комнаты поставили самое большое, какое нашлось в хозяйстве, корыто, натаскали туда горячей воды, и несчастный больной первый раз за долгое время помылся. Выгнав всех, потому что от них не было никакого толку, Маша решила сделать все сама. Светозар злился, пытался гнять и ее, но Маша не слушала. Когда он отказался раздеться, она схватила за ворот и дернула в разные стороны. Обветшавшая рубаха треснула и разошлась на груди. Светозар оторопело замолчал.

— Хочешь, чтобы я и штаны тебе разорвала? — спросила Маша, глядя сурово на мужа.

Штаны рвать не пришлось. Светозар неловко встал на ноги, и Маша спустила с него сначала порты, а потом и исподнее. Увидев ноги, она вскрикнула. От колен до ступней ноги были синюшно-красные и отекшие. Светозар проследил ее взгляд.

— Я же говорил тебе, — вздохнул он, — дохожу я, немного осталось. Пальцев не чувствую уже.

В теплой воде он зашипел от боли, но держался, сколько мог, и только по испарине на лбу и переносье Маша понимала, чего ему это стоит. Когда Светозар, чистый и спокойный, и первый раз нормально поевший, уснул, Маша пошла к Ратибору.

— Это как же вы отца так запустили, а? — ей хотелось рвать и метать, и она искала виноватого. — Ведь и правда бы помер в этом клоповнике!

— Да гнал он всех, — досадливо оборонялся Ратибор, — лекарей заграничных князь присылал, знахарок из своих — никого он не хотел. Когда только приехали, простудился, начал кашлять. Лекаря позвали, тот велел в бане париться и есть как можно лучше. На кухню приказ дали, ему все самое лучшее — кур, перепелов несли, бульоны варили, отпаивали. А ему все хуже и хуже. На ноги стал жаловаться, а потом и вовсе слег. С тех пор и не хотел никого видеть.

— Конопатая? — спросила Маша, и Ратибор понял, о чем речь.

— Ты на отца не гневайся, — произнес он, — плохо ему было, кричал по ночам, а эта девка, говорит, боль утоляла, согревала, лучше ему было, когда она рядом.

— Понятно, — Маша кивнула. — Значит так: буду сама боярина лечить, найди мне в помощь хорошую травницу, да мужика покрепче, помощь нужна будет, а еще повитуху, которая умеет сложные роды принимать.

— Повитуху-то зачем?! — изумился Ратибор.

— Повитухи хорошо течение крови понимают, сердцебиение слушать умеют и кровотечения останавливают.

Ратибор кивнул.

— Все сделаю.

— И еще, — Маша встала, собираясь уходить, — конопатую чтобы я больше в этом доме не видела! Сама буду его согревать, и помощниц мне не надо!

Ратибор ухмыльнулся и кивнул еще раз.

52

Маша не надеялась, что будет просто. Травница, которую она велела разыскать еще в Новгороде, оказалась толковой, слушала внимательно, попросила перечитать письмо несколько раз, потом долго думала, качая головой. Сложив в уме какие-то выводы, она честно предупредила боярыню, что та может и не успеть. Маша, как могла, сдерживалась, часто моргая, но предательская слезинка все же выдала ее.

— Боярин плох, думаю, и один бог знает, — лекарка достала свой короб, — сможешь ли ты ему помочь. Поспешать надо, поэтому смотри, боярыня, внимательно, да запоминай, что говорить буду. Трудно тебе будет, кровь у него застоялась, гниет в нутре, травит боярина гнилью своей. А ты вот что наперво сделай…