Читаем Катаев: «Погоня за вечной весной» полностью

Несомненно, на переработанный роман легла мертвящая пелена официальной строгости. Исчезли вольности, способные вызвать высочайшее недовольство. Так, если в первом варианте бессонное лицо Сталина было «чуть тронутым двойным светом – светом зеленой рабочей лампы и парчовым светом дворцовых люстр», то теперь стало не до световых инсинуаций; в первом варианте Петя вспоминал демонстрацию и «веселого Сталина в белой майской фуражке и белом кителе», теперь эпитет «веселый» пропал. Может быть, вождю и тень отбрасывать не положено? Зато сохранился рассказ Пети в подземелье о том, как он видел Сталина на первомайском параде («весь в белом и в черных сапогах»): «Мы аплодировали, кричали ура, все бросились к парапету, и я бросился» (сын Катаева именно так и реагировал на вождя, даже пытался вскарабкаться на Мавзолей, и Сталин ему благожелательно кивнул[125]). А вот «рыцарски-прямые, благородные черты» автор убрал от греха – лучше не детализировать бога…

Вообще, в обеих версиях романа было очень много Сталина (как нигде у Катаева). Он явился к заплутавшим в темноте, измученным жаждой подпольщикам. В катакомбах при свете гаснущего фонаря они нашли клочки желтой от времени бумаги, листовку, написанную в 1912 году, и Гаврик в мистическом экстазе понял – спасутся:

«– Товарищи, это голос Сталина! Он долетел к нам из глубины истории. Чуете его силу? Это он, сам Сталин говорит нам сейчас: “Мы живы”.

Черноиваненко полузакрыл глаза и медленно прошептал:

– …кипит наша алая кровь огнем неистраченных сил! Да! Неистраченных сил…»

20 июня 1951 года Чуковский записал в дневнике: «Видел Катаева. Он кончил роман. Три раза переделывал его. Роман обсуждался в издательстве, потом редактором, потом его читал Фадеев, – сейчас послали в ЦК. “Я выбросил начало, вставил его в середину, у меня начинается прямо: ‘они давно хотели поехать в Одессу – отец и сын – и теперь их мечта осуществилась'. Конец у меня теперь – они вернулись в Москву, вышли из метро – и только что кончился салют. Только две звездочки – синяя и розовая. А в самолете с ними генерал медиц. службы – не правда ли, здорово? И в метро они только перемигнулись. Это напомнило им штреки – в подземелье”. Сам он гладкий, здоровый, веселый. У него в гостях подружка его юности Загороженко». (Очевидно, Наталья Запорожченко, младшая сестра Женьки Дубастого.)

Начало романа и правда стало проще и как бы уютнее, концовка стала торжественнее.

26 августа Чуковский записал: «Работаю в малиннике. Подходит Катаев. “Какая чепуха у меня с моим ‘Белеет парус', то бишь – с ‘За власть Советов'. Книга на рассмотрении в ЦК. Приходит ко мне 3-го дня Саша Фадеев. – Где твоя книга? Отвечаю: – в ЦК. – Почему же они так долго рассматривают? – Не знаю. – Саша поехал в ЦК, спрашивает, где книга. Отвечают: у нас нет. Стали разыскивать. Нашли у тов. Иванова. Тот говорит: книга у меня (она уже сверстана). Но я не знаю, зачем ее прислали. Ведь ее в Детгизе уже рассматривали, уже есть о ней две рецензии, зачем же вмешивать в это дело ЦК? И постановили – вернуть рукопись Константину Федотычу[126]. И теперь милейшему Федотычу еще нагорит. Значит, книга моя через месяц может выйти. Вот здорово. Расплачусь с долгами. Я одному Литфонду должен 30 000. Попросил у Саши. Он весь побагровел. ‘30 000'[127].Сделаю ремонт в этом доме. Стены оставлю некрашеные…”».

Переделанный роман был принят и признан.

Бубеннов вспоминал (в пересказе критика Зелинского), как летом 1954 года впавший в запой Фадеев сидел у него на даче:

«– Ты должен понять, что, естественно, люди моего поколения мне психологически ближе, понятнее. Со многими из них я пил водку, например с Катаевым. – При этом Фадеев громко захохотал и хлопнул меня по колену».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное