Катаев. Погоня за вечной весной

В1949 году он пришел в Литературный институт — вести семинар вместо взявшего отпуск Паустовского. «Элегантный, выдержанный в коричнево-песочной гамме», новый препод, по воспоминанию Инны Гофф, разочаровал и шокировал послевоенных бедных студентов, напирая на «материальные прелести» творчества:

«— Напишете роман — купите себе машину, пойдете в хороший ресторан…»

Позже она поняла: он вербовал их в литературу.

Гофф приводит стенограмму открытого катаевского семинара 4 ноября 1949 года — открытого во всех смыслах, раскованного и вольного вопреки суровому климату эпохи. «Катаев вел его своеобразно — комментировал выступления по ходу дела, спорил или соглашался».

На равных он говорил им о мастерстве — ритмических вариаций в прозе, проникновения и врастания в шкуру героя и свежих (навылет и наотмашь) сравнений: «Нужно заканчивать главы музыкально… Раз не можешь сказать разительно, то лучше промолчать… Скороговорок в литературе быть не должно».

Поэт Константин Ваншенкин вспоминал своего друга по Литинституту Ивана Завалия, учившегося у Катаева на семинаре. Тот поставил ему задачу (совсем по Бунину): фиксировать жизнь. Однажды студента задержали на улице Горького с тетрадкой, в которую он записывал все, что видит. Из отделения звонили в институт: есть ли такой и получал ли задание.

Парень был с Черниговщины, сын заврайотделом сельского хозяйства. «Катаевская наука засела в нем прочно», — грустно иронизировал Ваншенкин, проводивший с товарищем летний месяц на Украине. В поле или при дороге «Иван вытаскивал из-за пояса клеенчатую общую тетрадь, развинчивал авторучку и, пристроившись обычно на корточках, не таясь и не обращая внимания на реакцию окружающих, начинал записывать все своим характерным крупным почерком. Увлекшись беседой, его действия обычно обнаруживали не сразу, но, заметив, начинали посматривать с удивлением и ужасом…».

В 1955 году Завалий погиб под колесами поезда.

«ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ»

Роман «За власть Советов» вышел в «Новом мире» в 1949 году.

Бывший гимназист Петр Васильевич Бачей жил в Москве, стал крупным юристом. В июне 1941 года он отправился с сыном Петей в город детства, Одессу. Накануне ребенок не мог уснуть и смотрел на Кремль, «подернутый синей дымкой ночи» (вид из окна писательского дома): «Мальчик представил себе товарища Сталина, одного, в этот тихий и смутный предутренний час склонившегося над письменным столом, с дымящейся трубкой в крепкой, смуглой руке». Утром отца и сына увез в аэропорт голубой автобус «с двумя таинственными фонариками, розовато-синими, как медуница».

«Много лет спустя спросил у отца, что это за цветок такой — медуница, — вспоминал Павел. — И он мне ответил, что слышать слышал, а вот никогда увидеть ее не доводилось». Одна из разгадок обольстительности катаевской прозы — он уже тогда писал, как медиум, отдаваясь магии поэтического, свободно пропуская на страницу попросившееся слово. Хотя оставался точен — медуница по мере цветения меняет окраску с розовой на синюю.

Война застигла Бачеев во время расслабленного отдыха, и они застряли в Одессе. Петр Васильевич решил воевать, его зачислили в артиллерийский полк. Петя, отправленный в Москву на поезде, не доехал из-за разбомбленного моста, попал на теплоход, уходивший в Новороссийск, но начался немецкий налет, мальчика выкинуло в море взрывной волной, где его подобрала шаланда с работницами рыбоколхоза Матреной Терентьевной (Мотей) и ее дочерью Валентиной. Когда город был сдан, все трое присоединились в катакомбах к партизанскому отряду Мотиного дяди Гаврика Черноиваненко, «первого секретаря подпольного райкома». Позднее к ним примкнул попавший в окружение Бачей-старший. Подпольщики устраивали диверсии и агитировали народ на борьбу.

Из-за провокатора Андреичева были арестованы фашистами и казнены трое — партизан Святослав, разведчик Дружинин и юная Валентина.

В финале подземный обвал отсоединил отца от сына, разделил отряд на две группы, но обе чудесно выбрались наружу из лабиринтов — одни к советским танкам и талой воде ручья, «от которой, как от мороженого, ломило лоб», другие к штормовому морю с мчащими на Запад торпедными катерами…

«Я чувствовал себя молодцом, не предвидя, что в самом ближайшем времени окажусь примерно в таком же положении, — писал Катаев о своей последней встрече с Зощенко. — Так или иначе, но я еще не чувствовал над собой тучи».

А тучи сгущались.