– Вы Виктор Вячеславович Пономарев? – спросил Гуров.
Парень, прочитав по губам вопрос, кивнул и, бросив на удостоверение мимолетный, но цепкий взгляд, открыл дверь пошире и посторонился, пропуская Гурова в квартиру. Потом он повернулся к девочке и знаками что-то ей сказал. Девчушка надула губки, нахмурила бровки и тоже жестами стала было возражать, но потом, после недолгого препирательства, все-таки удалилась.
Пономарев, жестом указав на вешалку, предложил Гурову снять верхнюю одежду, что Лев Иванович и сделал.
– Виктор Вячеславович, вас не удивляет, почему я к вам пришел? – Гуров посмотрел в глаза Пономареву.
Тот снова прочитал вопрос по губам полковника и пожал плечами. Они вошли в гостиную, аккуратно прибранную, но по-холостяцки аскетичную. О том, что в доме живет маленькая девочка, указывали лишь несколько фотографий, изображавших Свету в разные периоды ее жизни, и пара кукол, лежащих на кресле.
Виктор подошел к журнальному столику и взял лежащий на нем большой блокнот. Он сел на диван, а Гурову жестом предложил сесть в единственное кресло, где лежали Барби и Кен. Лев Иванович взял их, повертел в руках, не зная, куда их положить, и протянул кукол Виктору. Пономарев улыбнулся и хотел положить их рядом с собой, но потом посмотрел куда-то за спину Гурова и поманил пальцем. Света подошла и взяла кукол из рук отца. Он что-то сказал ей на языке жестов, и она, с радостным видом кивнув, умчалась куда-то. Вскоре Гуров услышал, как за его спиной – по-видимому, на кухне – полилась вода и зазвякала посуда. Он невольно улыбнулся и, кивнув, сказал Виктору:
– Хозяйка растет.
Виктор что-то быстро написал в блокноте и показал написанное Льву Ивановичу. Тот прочел и ответил:
– Да, вы правы. Я пришел поговорить о Татьяне. Понимаете, Виктор, суд вернул дело об ее убийстве на доследование, и его передали нам, в центральное ведомство. Я и мои коллеги внимательно изучили все документы и материалы предыдущего дела. В этом убийстве было много неясного. Мы изучили запись с видеокамеры, установленной на подъезде дома, опросили свидетелей, которых нашли уже в ходе нашего расследования, и одна из ниточек, скажем так, привела нас к вам, Виктор Вячеславович.
Пономарев что-то опять написал на листке бумаги и протянул блокнот к Гурову. Тот прочел, неторопливо открыл папку и передал Виктору копию фотографии с видеозаписи.
– Это вы? – спросил он, пристально наблюдая за реакцией Пономарева.
Но Виктор на фото даже и не глянул и снова показал на запись в блокноте.
– Ну, хорошо, – вздохнул Лев Иванович. – Я вам расскажу все, что мы знаем на данный момент. А на данный момент мы имеем в качестве подозреваемого не мужа Татьяны, а вас, Виктор Вячеславович. Путем опроса свидетелей мы установили, что вы в день убийства встречались с Татьяной в кафе «Шоколадница», которое находится на Тверской улице, и между вами произошла ссора. Как вы думаете, узнают вас официантка и подруга Татьяны, которая стала нечаянной свидетельницей этого инцидента? – Гуров вопросительно посмотрел на Пономарева.
Тот сжал губы и опустил голову, явно обдумывая сказанное Львом Ивановичем. Потом взял блокнот и начал что-то быстро писать. Гуров ждал. Внезапно возле столика появилась Света и, застелив его чистеньким кухонным полотенцем, смущенно улыбнулась Гурову.
– Я вам сейчас чаю принесу, – сказала она. – Вам заварить зеленый?
– Завари, – ответил Лев Иванович. – Можешь прямо в кружке и заварить, по-гусарски. Знаешь такой способ?
Света кивнула и радостно ответила:
– Мы с папой только такой чай и пьем. Правда, я не знала, что он так называется – по-гусарски, – нахмурила она бровки. – А печенья у нас нет, все кончилось. Мы в магазин только после обеда пойдем и тогда купим, – пояснила она.
– Можно и без печенья, и без конфет чай пить, от сладкого только зубы портятся.
– Это только у взрослых они от сладкого портятся, а у детей еще крепче становятся, – безапелляционно заявила Света и ушла на кухню, тряхнув рыжими косичками.
Гуров засмеялся, но потом вспомнил, что не в гостях он все-таки, и уже без смеха посмотрел на отца девочки. Тот протянул ему блокнот, а сам встал и отправился на кухню помогать дочке. Лев Иванович прочел: «Да, я был в Москве в командировке и встречался с Таней, хотел уговорить ее приехать обратно к нам – ко мне и к Свете. Но потом, после ссоры в кафе, я Таню больше не видел».
Гуров провел ладонью по лицу. Он понимал, что Виктор, который один воспитывал Свету, будет до конца отрицать свою причастность к убийству. У него просто не было выхода – оставить дочь было не на кого. Да и любил Виктор ее так же сильно, как и она его. «Поэтому, – думал Гуров, – он не позволит просто так взять и дать себя увезти от нее. Расстаться надолго для этих двоих – это, что ни говори, трагедия».
Пономарев со Светой принесли чай и немного зефира. Сахар, как потом объяснила Света Льву Ивановичу, они в доме не держали. Затем девочка умчалась в свою комнату, напевая что-то, а Гуров поднял глаза на Виктора Пономарева и негромко сказал: