Катакомба

Брабатус выдернул меч. Шакс упал. Он угасал. Я видела, как из него уходят эманации эктоплазмы. Он растворялся в небытии. Я не могла в это поверить. Что всё закончится так вот, нелепо. Брабатус между тем пояснил, начиная приближаться ко мне и выставив вперёд меч:

– Этот меч, эти доспехи никто не принимал всерьёз. Все считали – я старая кляча, меч ржав, туп, и я использую его как стариковскую клюку, как костыль. Дагон подсмотрел у Бафомета его увлечение ножами – и тоже решил сделать нечто подобное. Бафомет любит ножи, Дагон тоже любит ножи, но так как Дагон больше и сильнее, ножи, которые он любит – тоже больше и сильнее, ха! Ха! Ха!

Поучительный занудный тон теперь был голосом самой смерти. Я отступала, пока не упёрлась спиной в стену. Моя рука, сжимающая саблю, дрожала. Я вдруг поняла, что вряд ли устою против рыцаря в латах, с полуторным мечом, который всю свою живую жизнь наверняка тренировался, и не просто фехтовал на красивых турнирах – а крошил врагов за милую душу.

– Этот меч тоже волшебный, как и все ножи Бафомета. Всякий, кого я протыкаю насквозь этим мечом – сливается с Дагоном, уходит к нему, становится его частью, растворяется. И больше ему нет никуда ходу, ха! Ха! Ха! Дагону ты не нужна. А твоё живое тело во плоти – очень даже нужно. Прекрасный сосуд прекрасной дамы. Дагон хочет завладеть Миленой. Он, конечно же, предпочёл бы, чтобы ты, смелая дама, была смелым юношей. Но так тоже сойдёт! А теперь готовься к смерти, Смельчак. Я рыцарь Ордена Чёрной Розы, у меня есть кодекс чести, благодари за это моих предков и сам Орден. Ибо этот кодекс чести позволяет мне быть к тебе великодушным и дать тебе несколько минут, чтобы ты могла помолиться перед смертью. Перед тем, как твоя бессмертная душа разрушится навсегда и станет частью Дагона, моего повелителя, моего бога и бога всего этого мира!

Тон из поучительного стал торжественным. Так говорит диктор на телевидении или ректор вуза, вручающий диплом. Брабатус упивался своей речью. Он упивался тем, как подставил нас всех, как заставил верить себе даже Шакса. Не только верить. Шакс признался, что уважал духа рыцаря, считал его своим товарищем, другом. Я не могла подойти к Шаксу, узнать, что с ним случилось – Брабатус оттеснил меня далеко. Сзади стена, а если я сделаю шаг вправо – попаду в воду. Из воды уже хищно пялились Глубокие. Когда они вылезли – я не знала. И такие "болельщики" мне совсем не нравились.

Но более всего мне не нравилось, что я не могла посмотреть Брабатусу в лицо. Потому что лица у него не было – только литой сплошной шлем с узкой тёмной щелью. Только эти старые латы, только меч. Гнусный подлый невидимка в доспехах. И сейчас он, упиваясь своим великодушием, предлагал мне молиться, просить пощады, унижаться.

Но он плохо знал, кто я. Возможно, его грозные речи и потрясание мечом перед моим лицом и произвели бы сильное впечатление на писательницу Карин Бартул или на Икабода Неверри, и тем более на Милену. Но не на меня. Так уж вышло, что Брабатус далеко не первый на моей практике, кто угрожал мне мечом. Я не просто Смельчак. Я Сорвиголова.

Взяв с собой боевых товарищей,

Ты идёшь, прогнав страхи, вперёд

Окружают враги и пожарища,

Ты не знаешь, что тебя ждёт.

Хочешь скинуть оковы проклятия,

Чуешь сердцем, что кто-то предаст.

Не спасут тебя рукопожатия

С тем, кто родом из Подлости царств.

За тебя сложат души и головы,

Чтобы ты до цели дошёл

Друг последний сражён раной колотой,

Нападает предатель, так зол,

Упивается страхом и ужасом,

Что он смог тебя обмануть.

И ему ты пророчишь, что хуже всё

Его проклятый грязный путь.

Он раскроет секреты таинственных

Подземелий, где убьёт он тебя.

Собеседник последний, единственный,

Но ему ты ответишь, скорбя

О раскаявшихся друзьях-грешниках,

Что предатели в муках гниют,

И вонзишь саблю в череп насмешнику,

Чтоб упал он прямо вот тут.

Война длится с тех пор, как вокруг мир возник

Я много общалась с Айрой Спенсер в последнее время. Ведь я всерьёз задумывалась о том, чтобы пойти учиться на психолога после окончания школы. Айра научила меня многим вещам. Впрочем, не только она одна – меня многому учили другие мои старшие коллеги и друзья. Но Айра умела систематизировать те знания, которые я обрывочно получала из разных источников, и преподносила их в форме советов, рекомендаций. Их мне было легко воспринимать. Из Айры бы вышла отличная преподавательница – но тогда мир бы потерял того отличного психотерапевта, кем она была.