С детства меня знали как мальчишку в юбке —
Юбку я порвала и надела брюки.
Меня манила сила! И я пошла учиться.
Саму себя спросила – с кем мне первой биться?
Эх, подруга-сабля! Эх, звенят клинки!
Кто тут самый храбрый? К даме выходи!
Есть на свете сабли – они так выручают!
"Но они для дам ли?!" – дам я возмущаю.
Мужчины все боятся, считают меня зверем —
Одной, что ль оставаться?! Нет! Я в саблю верю!
Есть на свете парни – смелые, лихие —
Они из моих армий. Женихи?! Какие!..
Женихов не нужно, подружек быть не может.
Беру я город – дружно! Сабля всех тревожит!
Эх, подруга-сабля! Эх, звенят клинки!
Кто тут самый храбрый? К даме драться выходи!
Эх, подруга-сабля! Эх, звенят клинки!
Кто тут самый храбрый? К даме драться выходи!
Эх, подруга-сабля! Эх, звенят клинки!
Кто тут самый храбрый? К даме драться выходи!
Припев этой песни раздался уже в сновидении, звонким раскатистым эхом. У Анны безумно красивый обволакивающий мелодичный голос. Она безумно красиво играла на фортепьяно. Мир, запечатлевший легенду о Повелительнице Морей в книгах о женщинах-пиратах, так и не узнал гениального классического композитора и автора песен. И никогда не узнает. Как и о сокровищах Мышиного Короля, спрятанных глубоко в подземельях усадьбы Лесное Сердце.
Я так и не узнала, получился ли спиритический сеанс, удалось ли вызвать Марию, удалось ли Анне и Жаку поговорить с ней. Я так и не узнала, как и куда ушли Анна и Жак. Возможно, обрели покой или стали ангелами. А может, демонами – в перипетиях реинкарнаций и перерождений трудно разобраться, как и в замысле Рока. А возможно, они просто отправились в долгожданный "отпуск" прочь, как можно дальше от Усадьбы, где жили в заточении все эти триста лет. Захотели мир посмотреть, как Мелькор и Астр. Анна, возможно, отправилась навестить родной дом, который остался на другом континенте. Сейчас на месте её дома наверняка большой город, кишат машины, потоки людей.
Наверняка Анна там всё равно найдёт, чем заняться. Проникнет весёлым лихим привидением в какую-нибудь консерваторию и будет по ночам наяривать на рояле. А у Жака теперь не будет недостатка в винах – все погреба и винодельни перед ним открыты. И если у нас получилось позвать Марию, которая умерла от чумы в тюрьме за много сот или тысяч километров отсюда – значит, они втроём здорово повеселятся. Имеют на это право – они же пираты. Весёлый пират – мёртвый пират. Так сказал бы Мелькор.
Позднее утро застало меня спящей в уютном большом кресле у давным-давно не разжигаемого камина. Царила прохлада, но не такой кромешный холод, как тот, что тут был перед рассветом. В голове был лёгкий туман и ощущалась небольшая дезориентация во времени и пространстве. Сквозь тёмные шторы падал дневной свет. Я пошевелилась, пришлось посидеть немного, чтобы кровоток в руках и шее восстановился.
На этом кресле любил сидеть Шакс. Он здесь дремал, то есть погружался в транс и проникал в сновидения, насылал разные эмоции – кошмары, страдания, а также радость и заботу. Последнему он научился не так давно, но использовал умения на всю катушку – у него получилось стать отличным другом и полностью искупить свои грехи. Я на это надеялась. Ничего не знала и знать не хотела, каким жестоким палачом и злым духом он был. Когда я познакомилась с Шаксом, он был получше многих теперешних живых людей. Взгрустнулось. Он так и не обрёл покой. Он исчез, навсегда, его вычеркнуло, стёрло ластиком. Ужасная участь, Шакс такого не заслуживает, по-моему.
Внезапно меня кольнуло подозрение, что мне всё привиделось. Сколько я здесь нахожусь? Четыре дня? Может быть, уединение, одиночество, мистические картины Икабода Неверри и обилие чтения книг заставили моё воображение разыграться не на шутку? Я читала о таких случаях, когда человек, находясь в изоляции или в депревационной ванне, начинал видеть галлюцинации, грёзить наяву, конструировать неведомые миры. Что, если никакого Шакса не существовало, равно как и Мелькора, Астра, Анны, Жака?
В комнату аккуратно постучались. Моё сердце вздрогнуло и забилось чаще – мне показалось, что это Шакс, и он сейчас войдёт. Но нет, стук другой. Я хотела спросить, кто там, но закашлялась. Дверь приоткрылась, и ко мне осторожно зашли двое людей. Я их знала, много слышала о них, много изучила подробностей по их вещам, книгам, картинам. Икабод и Элеонора Неверри, дядя и тётя Милены.
В первые секунды я растерянно уставилась на них. Я не знала, что им сказать, как объяснить, кто я и что с ними произошло. Я была не готова к этому. Но Икабод избавил меня от таких хлопот. К моему великому изумлению, он произнёс, обращаясь к супруге:
– Так и есть, это она. Дорогая моя, Нора, это та самая девушка!
На его лице запечатлелась небывалая радость и благодарность. Он весь просветлел, словно помолодел. И Элеонора – тоже. Она почти что упала передо мной на колени, схватившись за сердце, но супруг поддержал её:
– Боже мой, да, я узнаю! Спасибо вам за всё! За всё, что вы сделали для нас! Я понятия не имею, как вас отблагодарить! Всё, что захотите.