— Ты что? — опешил я. — Ты забыла, что ли, что Светка наш запасной вариант? Ты что, всерьез хочешь, чтобы ее тоже притащили сюда? Да они же тогда перестанут нам верить. Да я вообще не знаю, что тогда будет!
— Не заводись, — сказала Ленка. — Это я так, сболтнула. Извини.
И вдруг она словно проснулась:
— Слушай! А что же Светка? Стала монстром?
Я рассказал, и пока рассказывал, я вдруг понял, что Ленка простила меня. Больше того, я понял, что она всегда будет прощать меня. А я ее. У нас просто не будет выбора. А поводов будет много. Бесконечно много. У нас теперь всего будет бесконечно много. Друзей. Любовников. Потерь. Открытий. И мы научимся не ревновать друг друга к смертным и не грустить о преходящем. Мы научимся… Вот только Светка! Вдруг она тоже бессмертна?
— Слушай, — сказал я вновь помрачневшей Ленке, — ну, хочешь, тоже переспи с кем-нибудь, чтобы не так обидно было.
— Дурак, — сказала она. — Знаешь, кого ты мне напомнил? Президента одной африканской страны, где людоеды слопали одного посла. Помнишь эту историю? Тогда еще ходил анекдот, выдававшийся за правду, будто президент предложил в порядке компенсации слопать ихнего посла. Вот и ты так же. Людоед.
Мы помолчали.
— Ну что ж, — проговорила Ленка, — скажи Угрюмому, что я не возражаю. Мне действительно все равно. Уж если мы подопытные кролики, то нечего и корчить из себя. Шагай, бессмертничек. Не оплошай, смотри. И знаешь что, покажи мне потом эту мымру.
Мымра оказалась кандидатом медицинских наук тридцатитрехлетней Ларисой Крестовской. Вот это был экземпляр! Пышная крашеная блондинка с грубым лицом продавщицы мясного магазина, с сипловатым голосом и деловой, абсолютно невозмутимой манерой держаться. Из минутного разговора у меня сложилось впечатление, что ей совершенно безразлично, делать ли уколы больным, поднимать ли гантели, съесть ли подряд два обеда или переспать подряд с двумя мужчинами — надо, значит надо. Я не спросил, есть ли у нее муж. Вопрос показался мне неуместным. Лариса была при исполнении.
И этой женщине я должен был подарить бессмертие! Точнее, нечто пока неизвестное и условно называемое мною бессмертием в разбавленном виде.
Угрюмый выдал последние инструкции и удалился в соседнюю комнату. Нам постелили в экспокамере огромного сибра, гивер которого находился как раз там, где был Угрюмый. Он хотел постичь в подробностях процесс превращения нормальной клетки в клетку монстра, и потому сибр был снабжен автоматикой, выдававшей каждые пять секунд — только успевай трупы оттаскивать. Я знал, что Угрюмого ждут интересные результаты, и утешал себя этой мыслью.
А Лариса разделась, и, хотя объективно я оценил ее формы, ну, скажем так, на четверку, в процессе этом было столько же эротики, сколько можно ее увидеть и в очистке капустного кочана. Раздевшись, она легла и добила меня фразой:
— Приступайте, Брусилов.
Именно в этот момент я испугался, что ничего не выйдет, но сказал себе: «Ты не имеешь права подвести Угрюмого». Впрочем, Лариса оказалась женщиной умелой, и первый барьер был преодолен, ну, а когда она вдруг закричала, это было вообще как гром среди ясного неба…
Потом я вышел на лужайку перед зданием, завалился нахально на клумбу с анютиными глазками и долго лежал, глядя в голубую бездну и считая пролетавших птиц. И было у меня пакостно на душе, как бывает иногда по утрам, если высосешь с вечера бутылки две мутного дешевого портвейна.
Належавшись, я пошел в сауну. Там-то, уже в душе, меня и нашел Угрюмый. Угрюмый улыбался. От изумления я даже выключил воду, чтобы получше рассмотреть это диво.
— Радуйся, дурень! — закричал он. — Тебе больше не грозит судьба племенного хряка. Мы будем плодить монстров, просто переливая людям твою кровь, а у тебя еще — как специально! — первая группа.
— И все будут бессмертными? — спросил я в ужасе.
— Нет, бессмертными они не будут.
— А сколько, сколько они будут жить?!
Я почти кричал. Я думал о Светке.
— Не знаю, — сказал Угрюмый. — Может, пятьсот лет, а может, всего пять.
— То есть как это пять?!
— Сказал же: не знаю пока. И не зови меня убийцей. Я уже ввел себе твою кровь. Так что помирать будем вместе с Ларисой.
— Когда же ты все это успел? — я был просто ошарашен.
— Вполне хватило одного часа. Дурень ты этакий. Я же ломаю себе голову над проблемой сиброклетки уже три недели. Мне не хватало одного ма-а-аленького результатика. Сегодня я его получил. Понимаешь… Впрочем, ни черта ты не понимаешь все равно. Чайник ты бессмертный!
Я снова включил душ и вежливо поинтересовался:
— Ну а как Лариса? Как она пережила свое превращение?
— Счастлива, разумеется. Она у меня молодчага!
И так он это странно произнес, что я не удержался:
— Что значит «у меня»?
— А то и значит. Лариса — моя жена, — сказал Угрюмый и улыбнулся второй раз за день.
КОНЕЦ СВЕТА