Каталог катастрофы

Я наконец поджигаю голубиную лапку (лежа в холодной луже и чуть не обгадившись со страху) и оказываюсь в облаке вони горелой кожи и голубоватом свечении. Потом перекатываюсь.

– Не двигайся!

– Козел! Что… что это горит?

– Не двигайся, – снова хриплю я, поднимая крошечную Ручку Славы. Камера на дороге за забором мечется так, будто уронила контактную линзу, но та, что установлена на крыше вагончика, неотрывно смотрит на горящие шины рендж-ровера.

– Если отпустишь мою руку, они тебя увидят и убьют… Вот дерьмо!

– Уб… что? – спрашивает побелевшая Джозефина.

– Эй, ты! Прячься! В укрытие! – ору я через всю площадку, но парень в синей форме меня не слышит.

Вот он бежит по штрафстоянке так быстро, как только позволяют ему толстые ножки, а вот он уже валится вперед, чернеет, огонь вырывается у него из глазниц, рта и ушей. Потом у него отваливаются руки, и обожженный корпус скользит по земле, как жуткие сани.

– Черт, черт, черт! – Выражение лица инспектора стремительно меняется, переходя от неверия к ужасу. – Мы должны ему помочь…

– Нет! Лежи!

Джозефина замирает на месте на один удар сердца, второй. Когда она снова открывает рот, ее голос звучит неестественно холодно:

– Что происходит?

– Камеры, – хриплю я. – Слушай, это Рука Славы – щит невидимости. Сейчас только он нас спасает – на этих камерах установлен ВЗГЛЯД СКОРПИОНА. Если они нас увидят, нам конец.

– А машина? Что с ней случилось?

– Шины. Они сделаны из резины, это углерод. ВЗГЛЯД СКОРПИОНА работает со всем, в чем есть длинная цепочка углеродных молекул, например с шинами или коровами. Поджигает их.

– Ох, тетка моя святая мать и отец исповедник…

– Возьми меня за руку. Нужен контакт с кожей… не так сильно. У нас примерно три-четыре минуты, прежде чем РС догорит. Уроды, ох, уроды. Нужно добраться до панели управления…

Следующая минута – это просто кошмар: колено ноет от удара о землю, бедро – оттого, что Джозефина мне врезала от души, джинсы насквозь мокрые, а кожа на шее горит от огня, в котором я чуть не оказался несколько секунд назад. Джозефина держится за мою левую руку, как за спасательный круг – и это в общем-то правда, пока не погасла Рука Славы, – и так мы ковыляем к вагончику возле входа.

– Внутрь, – пыхтит она, – там нас не будет видно.

– Точно? – Она почти тащит меня ко входу; дверь не заперта. – Мы сможем выйти с другой стороны?

– Не думаю. – Она указывает на здание на другой стороне. – Там школа.

– Вот черт.

Мы оказались на дальней от дорожной камеры стороне штрафстоянки, но под школой – напротив стальных ворот – стоит еще одна, и хорошо, что детишки на уроках, потому что происходящее здесь – ночной кошмар любого учителя. И нам нужно все решить очень быстро, потому что если начнется большая перемена…

– Сначала надо отключить питание камеры на крыше, – говорю я. – А потом придумать путь отхода.

– Что происходит? Как это случилось? – Джозефина шевелит губами, как выброшенная на берег рыба.

Я качаю головой.

– Час-Зеленый-Кошмар-Взгляд-Скорпиона-Мажино-Синие-Звезды развяжись язык. Ладно, говори. Я думаю, что у нас примерно две-три минуты, чтобы все закончить, прежде чем…

– Это была ловушка?

– Еще не знаю. Как выбраться на крышу?

– Вон вроде люк?

– Ага.

У меня всегда с собой мультитул, так что я достаю его и начинаю осматриваться в поисках стула – стула, а не офисного кресла на колесиках, – который можно было бы поставить на стол и забраться наверх.

– А тут нет стула…

Ну, что сказать? Видимо, детективов специально учат быстро выбираться на крыши. Джозефина просто подходит к стремянке в углу между стеной и потрепанным шкафчиком.

– Ты это ищешь?

– Ага. Спасибо.

Она передает мне стремянку, и я неуклюже пытаюсь ее раскрыть. А потом с сомнением смотрю на лестницу, держа в одной руке мультитул, а в другой – полусгоревшую голубиную лапку.

– Давай я, – говорит Джозефина.

– Но…

– Слушай, это я занимаюсь хулиганами и забираюсь на крыши, чтобы искать разбитые слуховые окна. К тому же… – Она косится на дверь. – Если я облажаюсь, ты сможешь позвонить своему шефу и доложить, что тут происходит.

– Кхм, – ворчу я, а потом передаю ей вещи и держу лестницу, пока она взбирается по ней, как цирковой акробат.

Потом слышен топот стада слонят по крыше – она бежит к камере. Камера, конечно, на подвижной платформе, но у нее есть ограничения, а Джозефина явно под ней – если ее не видит ни уличная камера, ни школьная. Снова топот, а потом в домике гаснет свет.

Через пару секунд Джозефина возвращается.

– Так, с этим разобрались, – говорит она. – Я закоротила кабель питания на платформе. А где свет?

– Думаю, ты закоротила не только платформу. – Я придерживаю лестницу, пока она спускается. – Итак, верхнюю заблокировали, хорошо. Давай поищем панель управления.