Каталог катастрофы

– Придумывай самые лучшие отмазки, Боб, – говорит она и толкает в мою сторону тележку.

Я рассеянно отмечаю, что она завалена «Записками Шотландского антикварно-эзотерического общества» XIX века, и выскальзываю из лифта.

– Никаких отмазок, – обещаю я, – только чистая правда.

– Ха!

Неожиданная и загадочная улыбка – а потом двери закрываются, и лифт уносит ее вниз, в глубины Хранилища.

Хранилище располагается на бывшей станции метро, выстроенной во время Второй мировой в качестве бункера, так что ее так никогда и не подключили к общей транспортной сети. У него шесть уровней вместо обычных трех, и каждый встроен в верхнюю или нижнюю половину цилиндрического тоннеля восьми метров в диаметре и длиной почти в треть километра. В итоге выходит около двух километров переходов и почти пятьдесят километров полок. Хуже того, много материалов тут хранятся на микрофишах – отрезках пленки три на пять, каждый из которых содержит примерно сотню страниц текста, – а более свежие данные записаны на золотых CD-дисках (которых в Хранилище, по грубой прикидке, десятки тысяч). В общем, тут много информации.

Мы тут не пользуемся десятичной классификацией Дьюи: наши запросы настолько специфичны, что нам приходится работать с системой, разработанной профессором Энджеллом из Брауновского университета и ставшей впоследствии известной как «Codex Mathemagica». Последние пару недель я пытался разобраться в самых загадочных аспектах этой системы каталогизации данных: она использует теорию сюрреальных чисел и способна работать с n-мерной борхесовской библиотекой. Можно подумать, что это невыносимо скучное место, но постоянная опасность навсегда заблудиться в переходах Хранилища не дает расслабиться. К тому же ходят слухи, что где-то здесь живет племя приматов; не знаю, откуда пошел этот слух, но атмосфера тут и вправду жутковатая, особенно когда оказываешься здесь один и ночью. Что-то не так с людьми, которые работают здесь постоянно; создается ощущение, что это заразно. Честно говоря, я лелею надежду, что меня очень скоро переведут на какую-нибудь другую должность.

Я нахожу стеллаж, с которого брал «УИЛБЕРФОРС ТАНГЕНС» и «ОПАЛ ОРАНЖ» и раздвигаю выстроившиеся на одной из полок папки с личными делами давным-давно умерших агентов; от них несет затхлой пылью бюрократии. Я ставлю на место тома и замираю: рядом с «ОПАЛ ОРАНЖ» стоит другая папка – со свежей наклейкой «ОГР РЕАЛИТИ». От такого названия у меня просыпается идиотское любопытство, так что я, самым грубым образом нарушая все предписания, снимаю ее с полки и просматриваю страницу содержания (эти материалы еще не прошли микрофильмирование). Как только я вижу штамп «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО», рука тут же тянется закрыть папку, но останавливается, когда глаза выхватывают «Санта-Круз» посреди первой страницы. Я включаю режим скорочтения.

Через пять минут по спине у меня катится холодный пот. Я возвращаю папку на место и со всех ног мчусь к лифту. Не хочу, чтобы Энглтон подумал, что я опаздываю, – особенно после того, как я прочел эту страницу. Похоже, мне и так повезло остаться в живых…

– И будьте внимательны, мистер Говард. Вы в привилегированном положении: у вас есть доступ к информации, за которую другие готовы убивать – в буквальном смысле. Поскольку вы, так сказать, пробрались в Прачечную через окно второго этажа, ваш технический допуск на несколько уровней выше того, который был бы присвоен обычному новобранцу. С одной стороны, это полезно, всем организациям нужны молодые сотрудники с допусками к определенным данным. С другой стороны, это серьезное препятствие, – говорит Энглтон и направляет на меня костистый палец. – Потому что вы не знаете, что такое уважение.

Он явно слишком много смотрел «Крестного отца». Я уже почти жду, когда из темного угла выступит громила и приставит пистолет мне к виску. Может, ему просто не нравится моя футболка (на ней нарисован полицейский спецназовец, замахивающийся дубинкой, и написано: «Не борись с системой»)? Я сглатываю и пытаюсь угадать, что будет дальше.

Энглтон глубоко вздыхает и переводит взгляд на темно-зеленую картину маслом, которая висит на стене его кабинета позади стула для посетителей.

– Вы можете одурачить Эндрю Ньюстрома, но вам не одурачить меня, – тихо произносит он.

– Вы знакомы с Энди?

– Я его учил, когда он был в вашем возрасте. Он человек крайне ответственный, а этого качества в наши дни многим недостает. Но я знаю, насколько преданы этой организации вы. В мои годы новобранцы понимали, во что ввязались, но нынешняя молодежь…

– Спрашивай не о том, что ты можешь сделать для своей страны, а о том, что эта страна сделала для тебя? – Приподнимаю бровь.

– Вижу, вы понимаете свои недостатки, – фыркает Энглтон.

– Не мои. – Я качаю головой. – Это не мой недостаток. Я решил, что хочу сделать здесь карьеру. Знаю, что это необязательно, знаю, что такое Прачечная, но, если бы я просто сидел под камерами и ждал пенсии, я бы умер со скуки.

Он снова пытается пробуравить меня взглядом.