Каталог катастрофы

– Зато новая соседка тебе, наверное, понравится, – продолжает Пинки. – Она помогает Брейну жарить яйца в ближнем подвале – на этот раз он решил применить высокоинтенсивный ультразвук.

Обнаруживаются мгновенная вермишель и засохший магазинный корж для пиццы. В холодильнике есть сыр и томатный соус, а также свиная сарделька, которую можно порезать и бросить сверху, так что я включаю электрогриль.

– Есть газеты? – спрашиваю я.

– Газеты? Зачем?

– Нужно забронировать авиабилеты. Улетаю на неделю в понедельник, а уже среда.

– А куда? В интересное место?

– В Амстердам.

– Клево!

На хлебной доске лежат меховые наручники. Пинки берет их, придирчиво рассматривает, а затем начинает полировать о рулон бумажных полотенец.

– Отрываться будешь?

– Нужно кое-что уточнить в Ост-Индийском доме. И в подвале Рейксмюсеума.

– «Уточнить». – Он закатывает глаза и закрепляет наручники в клипсе на поясе. – Какое унылое применение для выходных в Амстердаме!

Я его игнорирую. Режу сардельку и рассыпаю кусочки по своей многострадальной недопицце. И тут открывается дверь в подвал.

– Кто тут говорит про Амстердам?.. Эй, а ты что здесь делаешь?

Я роняю нож.

– Мо? А что ты?..

– Боб? Вы что, знакомы?

– Извини, ты не могла бы отодвинуться, мне нужно пройти…

Когда в кухне собираются четверо, она уже выглядит уютной, если не сказать «тесной». Я кладу пиццу на гриль и снова включаю чайник.

– Кто тебя сюда поселил? – спрашиваю я у Мо.

– Сантехники… Они сказали, что это защищенный дом, – отвечает она, потирая крыло носа, а потом подозрительно смотрит на меня. – Что происходит?

– Это и вправду безопасный дом, – медленно произношу я. – Он в списке Прачечной.

– Девушка Боба только что съехала в четвертый раз, – услужливо объясняет Пинки. – Наверное, они подумали, что комната не должна пустовать.

– Ну это уже ни в какие ворота!

Мо отодвигает стул и садится спиной к стене, скрестив на груди руки.

– Ребят? – говорю я. – Вы не могли бы прогуляться?

– Легко, – фыркает Брейн и снова исчезает в подвале.

– Я знал, что вы друг другу понравитесь! – улыбается Пинки и поспешно ретируется.

Через минуту хлопает входная дверь. Мо сверлит меня инквизиторским взглядом.

– Ты здесь живешь? С этими двумя?

– Да, – отвечаю я, поглядывая на пиццу. – Они в целом не опасны, за исключением моментов, когда каждый вечер пытаются захватить мир.

– Пытаются… что? – перепрашивает она, но потом замолкает. – Вот этот. Как его? Пинки? Он пошел в клуб?

– Да, но он никогда никого домой не приводит, – объясняю я. – Они с Брейном вместе уже… ну, столько, сколько я их знаю.

– Ага.

Я вижу, как у нее над головой зажигается лампочка: не всем сразу становится ясно, что связывает Пинки и Брейна.

– Брейн не любит громкие тусовки. А Пинки – гуляка, кожа-да-латекс. Пару раз в месяц, когда приходит правильная фаза луны, у него на ладонях вырастает шерсть и он превращается в дикого медведя с маниакальным желанием погудеть в Сохо. Брейн на это не обращает внимания. Они как будто очень давно женаты. И раз в год Пинки вытаскивает Брейна на гей-прайд, чтобы не потерять его допуски.

– Понятно. – Мо немного расслабляется, но выглядит озадаченной. – Я думала, за гомосексуальность из секретных служб выгоняют.

– Раньше так и было. Говорили, мол, это тебя делает неблагонадежным. Но это чушь, потому что именно такая практика их и сделала уязвимыми для шантажа. Так что теперь просто настаивают на открытости – идея в том, что шантажировать тебя можно, только если тебе есть что скрывать. Поэтому Брейн берет отгул на время прайда, чтобы не потерять допуски.

– Ох… сдаюсь, – улыбается она, но улыбка тут же меркнет. – Мне еще нужно вещи перевезти. Квартиру разбирают, но у меня ничего особенно и не было: большая часть мебели все еще болтается где-то в грузовом контейнере посреди Атлантического океана… Так почему вдруг Амстердам, Боб?

Я отвлекаюсь, чтобы потыкать вилкой пиццу: сыр наверху уже начал плавиться.

– Я кое-что начал раскапывать, – говорю я и морщусь: ребра пронзает острая боль. – О том, что ты тогда говорила. Тебе никто ничего не сказал?

– Нет, – отвечает она с искренним недоумением.

– Ну, тогда не удивляйся, если в течение пары дней Энди или Дерек зайдет за тобой и заставит подписать бумагу, по которой ты скорее горло себе перережешь, чем расскажешь об этом кому-то без соответствующего уровня допуска. Со мной так и поступили. В общем, подошли к делу серьезно.

– Какое облегчение! – с тяжелой иронией тянет она. – Тебе удалось что-нибудь узнать?

Сыр на пицце уже пузырится, и я убавляю температуру, чтобы она как следует прогрелась.

– Кофе?

– Чай, если есть.

– О’кей. Я кое-что почитал. И знаешь, то, что ты подслушала, – совершенно невозможно. Этого не могло случиться, потому что это запрещено.

– Запре… постой. – Мо хмурится. – Ты меня разыгрываешь?

– Неужели я бы пошел на такое?!

Похоже, вид оскорбленной невинности у меня вышел убедительно, поскольку она лукаво улыбается.

– Я бы не стала тебя недооценивать, Боб. Итак, что ты имел в виду под «запрещено»? Как твой профессор и наставник, я тебе приказываю отвечать без утайки.