— Быстро вы захватили город! — похвалил Бартоламео Градениго, после того, как отхлебнул их кубка ароматного белого вина и громко поплямкал губами, выражая восхищение то ли напитком, то ли победой.
Всё-таки склоняюсь, что он восхищался вином. Оно было очень хорошим. У ромеев мне такое не доводилось пробовать. Говорят, привезли откуда-то с юга Италии. Откуда — государственная тайна.
— Если бы нам не мешали, захватили бы еще быстрее, — сказал я.
— А кто вам мешал?! — искренне удивился дядя моей жены.
Я рассказал ему, с какими неприятностями столкнулся во время осады.
— Я разберусь, кто в этом виноват! — пообещал Бартоламео Градениго.
— Начни разбирательство вон с того, — показал я глазами на члена Совета десяти, обладателя презрительно искривленных губ.
— Тогда все ясно! — заявил мой родственник радостно, точно дело было в мелкой шалости. — Это Джованни Кверини. Его братья Марко и Пьетро участвовали в заговоре против моего отца. Да упокоит господь их грешные души! — перекрестившись, заявил он. — Сам Джованни отказался участвовать в заговоре и даже сообщил о нем, но слишком поздно. При предыдущем доже его бы и близко не подпустили к Совету десяти, но нынешний сбежал из-под Феррары вместе с Марко Кверини, после чего они стали друзьями.
— А почему Джованни Кверини решил нагадить мне?! — удивился я. — Я его братьев не убивал.
— Подтверждаю! — насмешливо произнес Бартоламео Градениго, словно разговор шел о чем-то несерьезном, а не о прямом вреде Венецианской республике. — Но ты теперь из нашей семьи, довольно большой и влиятельной, и, следовательно, враг его семьи. Надо было сразу предупредить тебя об этом змеином клубке. Зайди как-нибудь в гости, я расскажу, с кем еще надо быть настороже.
— Обязательно зайду, — пообещал я. — Тем более, что не хотелось бы остаться в долгу перед Джованни Кверини.
— Ты прямо настоящий венецианец — такой же мстительный! — произнес Бартоламео Градениго.
Поскольку после этой фразы он поплямкал губами, наверное, похвалил. Но возможно, я принимаю желаемое за действительное. Я пока не владею всем местным набором полутонов, намеков, недосказанностей, не требующих объяснения, который дает возможность правильно оценивать собеседника-венецианца. Полное погружение в их культуру еще не произошло и, скорее всего, никогда уже не произойдет. Для этого надо избавиться от большей части багажа, набранного мной в других культурах.
— Не отказался бы сделать ему ответную гадость, — признался я.
— Обязательно надо сделать! — поддержал Бартоламео Градениго. — Мы тебе поможем. Ты уже знаешь, что венецианцы, как свиньи, тронь одну, все сгрудятся вместе и бросятся на обидчика? — поинтересовался он.
— Теперь буду знать! — усмехнувшись, ответил я.
— Джованни Кверини был выбран на год, на второй срок остаться нельзя, — продолжил Бартоламео Градениго. — Постараемся подыскать ему какую-нибудь другую службу, не такую престижную и связанную с большим риском и меньшими доходами, чтобы прочие патриции поняли, что ты — наш, что на тебя нельзя нападать безнаказанно.
Тут у меня появилась интересная идея.
— А не могут его направить управляющим в какую-нибудь дальнюю факторию? — задал я вопрос.
— Вполне возможно, — ответил Бартоламео Градениго. — Если где-то потребуется, могут и его назначить. Отказаться он не имеет права. Разве что в монастырь уйдет.
— Собираюсь весной сплавать в Тану. Говорят, там очень дешевые меха, мед, воск, — сообщил я. — Вроде бы там пока нет венецианской фактории.
— Действительно нет! — весело произнес дядя моей жены, словно ему самому предложили занять теплое местечко. — И главное, никто не удивится, что одного из Кверини заслали так далеко.
— А возможность удивить играет какую-то роль при выборе кандидата? — поинтересовался я.
— Конечно, — подтвердил Бартоламео Градениго. — Нельзя в такую дыру назначить бывшего члена Совета десяти. Только, если за его семьей числятся большие грехи. За Кверини такие имеются. Мы поможем припомнить их. Пусть и отрабатывает эти грехи в глуши, где не сможет вредить нашей семье!