Я иду по боевому ходу к главным воротам. Прохожу мимо каталонцев, которые цепляют крюками на веревках лестницы и затаскивают их в город. Пойдут на дрова. Одному каталонцу перевязывают плечо, в которое попала стрела. Чуть дальше лежит убитый. Этому стрела угодила в переносицу. Стрелу обломали возле самого носа. Кажется, что кровь течет из зубчатого обломка стрелы. Возле головы собралась большая густая темно-красная лужа. В человеке на удивление много крови.
Главные городские ворота, которые носят навазние Константинопольскими, защищают две круглые башни, расположенные по обе стороны от них и выступающие вперед. На дальней башне стоят тезки — командир и сенешаль Каталонской компании. Перед воротами чадит частично обгоревший таран с островерхой крышей из досок, оббитых свежими бычьими шкурами, рядом с которым валяется десятка два свежих трупов и много старых. Некоторые раздавлены колесами тарана. Это самый важный участок обороны. Здесь позиции осаждающих начинаются метрах в трехстах от ворот. Там насыпан вал утыканный кольями, наклоненными в нашу сторону. За валом стоят лучники-туркополы и арбалетчики-ромеи. Охраняют рабочих, которые собирают три требюшета и десяток катапульт. Вчера вечером осадные орудия привезли на судах из Константинополя. Командует ими наш старый знакомый ромей. Теперь у него задача захватить город как можно быстрее, поэтому сосредоточил всю «артиллерию» в одном месте.
— Сколько они еще провозятся? — спрашивает меня Беренгер де Энтенза.
— Из катапульт скоро уже начнут стрелять, но они много вреда не причинят, а требюшеты соберут только после обеда, если будут работать без отдыха, — отвечаю я.
— Тогда подождем, — произносит он, соглашаясь с планом, который я предложил вчера вечером, когда увидел, как выгружают осадные орудия.
Мы спускаемся с башни. Внизу привязаны их лошади, а меня поджидает Аклан, который держит за повод Буцефала. Мы едем вместе до центральной площади, где каталонцы сворачивают к дому наместника, переселенного в подвал, потому что за него надеются получить выкуп или обменять на попавших в плен каталонцев. Наших послов Андроник Палеолог принял и извинился за действия своего сына, уверяя, что ничего не знал о его чудовищном замысле. Готов поверить, потому что император Андроник — человек не воинственный и слабый. Ему надо, чтобы в империи было тихо и спокойно, за что готов платить деньгами, землями, титулами… Поэтому по большому счету с ним никто не считается. Что и доказали генуэзцы и жители Константинополя, убив послов на обратном пути в Родосто, и нашего адмирала Феррана де Ахонеса с его подчиненными в Константинополе, и заодно всех испанцев, проживавших в столице, разграбив испанский квартал. Память у генуэзцев хорошая. Чудом спаслись и добрались до нас всего несколько арагонцев.
Мы с Акланом поехали к дому, который раньше принадлежал виноторговцу Аристону. Теперь его дом вместе со всем имуществом, включая запасы вина, принадлежал нам. Мы с Ясмин и сыном занимали весь второй этаж, а Аклан с Ханией и двумя детьми и Тегак хозяйничали на первом. Хания недавно родила девочку. Обе мамаши вместе возились с грудными детьми, пока мы отбивали атаки ромеев и их наемников. Женщины сперва сильно боялись, что могут потерять нас и обзавестись новыми мужьями (или ждали с нетерпением?!), но потом привыкли. К нашим отлучкам относились спокойно, будто мы поехали прогуляться, пострелять из луков. Хотя не совсем так. Тегак во время каждого штурма оставался дома и обязательно оседлывал своего и моих верхового и запасного жеребцов, чтобы в случае катастрофы посадить на них женщин и детей и приторочить самое ценное, дождаться нас с Акланом и попробовать прорваться через Морские ворота и дальше вдоль берега пролива. Так что дамам вместе с детьми приходилось сидеть на узлах и ждать окончание штурма, которое могло быть успешным или романтичным.
Мы с Акланом снимаем доспехи и оружие и садимся за мраморный столик в тени под арками. Хания приносит белое ароматное вино, а Тегак — свежую темно-красную черешню, которую нарвал в небольшом саду в соседнем дворе, сейчас пустующем. Каталонцы предпочитали жить кучно в центре города.
— Как думаешь, долго нас будут осаждать? — спрашивает Аклан.
— Зависит от того, получится у нас сегодня или нет, — отвечаю я. — Если получится, то мероприятие затянется еще на месяц или два. Штурмовать, скорее всего, перестанут. Будут брать измором, пока сами не съедят все, что можно съесть неподалеку от города. Потом наемники уйдут, а ромеи побоятся осаждать сами.
— Что думаешь дальше делать? — интересуется Аклан.
— Деньги доставать, — отвечаю я. — С каталонцами это будет легче. Тем более, что теперь не надо ни с кем делиться. Всё, что захватим, будет наше. Как только наберу на новое судно, сразу уйду.
— Может, лучше пойти на службу к кому-нибудь? — осторожно закидывает Аклан.
— Мне надо больше, — говорю я. — Но ты, если хочешь, можешь после осады поискать счастья в другом месте.
— Куда мне идти?! — отмахивается он. — Раз уж свела нас судьбы, буду и дальше тебя держаться.