Катарина

Она указала в сторону двери и первой вошла в дом, за ней последовали Амалия и мы с Артуром, а затем и офицеры, как по команде поснимавшие головные уборы.

– Маменька сказала ты будешь обедать с нами, – по секрету шепнул мне Артур, когда мы зашли в столовую.

Я испуганно округлила глаза и хотела было отказаться, как вдруг встретилась с настойчивым взглядом фрау Шульц, которая слегка кивнула головой в сторону стула, соседствующего с Артуром. Затаив дыхание, я впервые присела за стол помещиков, выпрямив спину по примеру Амалии.

Меня одолевали смешанные чувства: во-первых, я ощущала себя не в своей тарелке, а, во-вторых, было дико непривычно и боязно сидеть напротив Алекса Мюллера и Кристофа Нойманна по левую руку. Было жутко страшно лишний раз взглянуть в их сторону, а в особенности словить любопытный и будто бы в чем-то подозревающий взгляд офицера Нойманна. Ко всему прибавлялось еще и незнание самых простых правил немецкого столового этикета, которое могло выдать меня с потрохами. Поэтому я мельком поглядывала за членами семьи и повторяла за ними каждое движение.

Я старалась скрыть нервную дрожь рук, удерживая столовые приборы, и похоже, это заметила зоркая фрау. Об этом свидетельствовал ее строгий и хмурый взгляд в сочетании с едва заметным покачиванием головы. Она знала, что мне было страшно, но этот страх лишь выдавал мое истинное положение в немецком обществе.

Всю трапезу немцы молчали. В столовой раздавался лишь звон приборов и тихое тиканье напольных старинных часов позади. Я чувствовала себя настолько неуютно, что едва ли притронулась к запеченной в масле курице и жареному картофелю с небольшими кустиками брокколи. Подобная традиция немцев – молчать во время еды – никак не укладывалась в голове. Ведь во время завтраков, обедов и ужинов в нашей кухне стоял гул звонких голосов. Мы с ребятами делились анекдотами, рассказывали небылицы и просто приятно проводили время.

На протяжении всего обеда я ловила на себе хмурые и даже обеспокоенные взгляды офицера Мюллера. И хоть он взглянул на меня от силы раза три, мне было достаточно, чтобы провалиться сквозь землю от смущения. Нойманн также не отставал от товарища и поочередно оглядывал сначала Амалию, а затем и меня… словно какой-то товар на прилавке… И так на протяжении всего обеда. Сложно было пересилить себя и направить взгляд на белоснежную скатерть. А еще труднее было взять кусок мяса и тщательно прожевать его. В тот день я по-настоящему познала выражение «кусок в горло не идет».

Не обделял офицер вниманием и Артура, когда тот вытворял странные для неподготовленного человека вещи. К примеру, стучал кулаком три раза по столу перед едой, считал каждую ложку, которая отправлялась в рот, окружил себя шестью кусочками хлеба по три ломтика и ел поочередно каждый из них. Фрау тихо одергивала сына, оправдывая его поступки перед Нойманном обыкновенной детской шалостью.

Впервые Кристоф заговорил, когда Л"eля унесла пустые тарелки, а Тата подоспела с чаем.

– Горничные у вас больно необычные, – подметил он, зорко наблюдая за Татьяной. – Остарбайтеры?

– Вы очень наблюдательны, гер Нойманн, – осторожно ответила фрау Шульц, убирая белоснежную салфетку с колен.

– Почему они не носят нашивки? – укоризненно спросил мужчина, прочистив горло. – Вы воспринимаете их за членов семьи, фрау Шульц, или хотите проблем?

Душа моя вмиг ушла в пятки после вопроса. Голос его звучал грубо и уверенно, от того он и производил впечатление человека, которому лучше не перечить.

Фрау тут же побледнела и смутилась, но виду старалась не подавать.

– Я подумала, что… что девочки работают не в городе, а на ферме и здесь…

– Вам не нужно думать, фрау Шульц, за вас уже все придумали. Правила на то и созданы, чтобы им подчиняться. А кто не подчиняется… сами знаете, что ожидает.

Женщина растерянно кивнула. Она опустила взгляд на стол и еще больше выпрямила спину. А спустя пару минут, решив сменить тему, тихо спросила:

– Как обстоят дела на Восточном фронте?

Кристоф показательно прокашлялся в кулак, и устремил твердый взгляд в сторону Генриетты.