Катарина

На одной из них была изображена семья из четырех человек: отец в строгом костюме, мать с красиво уложенными волосами и закрытом черном платье, сын лет пяти в забавных темных шортах, белой рубашечке и небольшим медведем в руке, и маленькая дочь двух-трех лет в кружевном платьишке со светлыми кучеряшками. Позади них красовался далеко не бедный интерьер гостиной и, тщательно приглядевшись в лицо мальчика, я узнала в нем юного Мюллера. А на следующей фотокарточке был запечатлен портрет молодой женщины с пронзительными светлыми глазами и сияющей улыбкой, вот только платье мне показалось черезчур старомодным. Возникло стойкое ощущение, что фотография была сделана более тридцати лет назад, когда в Германии, как и в России правили императоры…

В непосредственной близости от стола располагались два деревянных стула, с высокого белоснежного потолка свисали две скромных люстры, а стены в помещении были выполнены из краски приятного песчаного оттенка. Напротив стола, подперев стену, стояли старинные напольные часы с гиревым механизмом и дубовой отделкой светло-коричневого цвета. Их громкий «тик» и «так» раздавался по всему помещению. Возле просторного окна стояла мягкая софа, рассчитанная на пару-тройку крепких мужчин, и в метре от нее находился напольный торшер с тканевым абажуром бежевого оттенка. Но самую большую площадь кабинета занимали три высоких книжных шкафа. Практически все полки были до отвала забиты книгами со старыми переплетами различной толщины.

Я осмелилась подойти к центральному шкафу и удивилась — на полках не было ни одной пылинки. Усмехнувшись немецкой педантичности, я осторожно взяла в руки первую попавшуюся книгу — Иммануил Кант «Kritik der reinen Vernunft», издание 1861 года. Название сочинения я перевести не смогла. От книги в темно-синей плотной обложке исходил запах старины, она прекрасно сохранилась в библиотеке Мюллера и в то же время манила неопределенной загадочностью.

Аккуратно провела пальцем по толстому корешку и открыла первую страницу, где была описана краткая биография автора. Мельком пробежалась глазами по знакомым немецким словам, которые осилила перевести — автором был немецкий философ, родился в апреле 1724 года в Кенигсберге, умер там же в феврале 1801 году. Задумчиво подняла взгляд к потолку, я и знать не знала географию Германии, поэтому недоумевала, где находился тот город. Описание его жизни уместили всего в несколько предложений, и разобраться во всем остальном было гораздо труднее, чем я ожидала. Все же немецкий разговорный давался многим легче. Прежде мне и не приходилось сталкиваться со старинной немецкой литературой. Книга, которую вручила мне фрау, вышла в печать не более пяти лет назад и язык в ней был во многом схож с разговорным.

Когда в воздухе раздался громкий звонок телефона, я испуганно дернулась и обернулась в сторону стола. Телефон настойчиво трещал около минуты, черная трубка слегка подрагивала, а неприятный звон раздавался в голове еще столько же. Я не решилась к нему подойти, да и другие офицеры, в том числе и Мюллер, не спешили. Вскоре, когда он затих, сама не заметила, как с книгой в руках присела на стул Мюллера, продолжив увлеченно листать страницу за страницей. Я находила знакомые немецкие слова, которые прежде встречала на рекламных вывесках в Эрдинге и Мюнхене и на уличных указателях. А также находила знакомые по звучанию слова, которые успела уловить по радио, когда помогала Гертруде на кухне. Медленно полушепотом пыталась их прочесть и радовалась, когда из всего предложения понимала хоть пару-тройку слов.

Увлеченная чтением (если это можно было назвать таковым), я не заметила, как в кабинет тихо вошел молодой офицер в темно-зеленом полицейском кителе с небольшим серебряным подносом в руках. На левом рукаве красовался черный манжет с той же надписью, что и у Мюллера — «SS Polizei-Division». На правой черной петлице вышиты руны СС, а на левой были изображены поперек два ряда двойного сутажного шнура светло-серого цвета. На правой руке выше локтя находилась нарукавная нашивка в форме буквы «V», в виде равностороннего треугольника черного цвета с двумя рядами алюминиевого галуна.

Я тут же испуганно подорвалась с места, как только увидела, как он приблизился в мою сторону, и растерянно опрокинула книгу на пол.

— Добрый вечер, фройляйн Китти, прошу прощения, если напугал, — слегка растерянно произнес парень с ярко-зелеными изумрудными глазами. Он аккуратно поставил поднос на стол и мгновенно кинулся поднимать упавшую книгу. — Иммануил Кант? Хороший выбор.

Растерянно приняла книгу и медленно положила ее на стол поверх двух папок с документами.

— Оберштурмбаннфюрер приказал принести вам горячий чай с выпечкой, — доложил он с мелькнувшей улыбкой в глазах с яркой зеленцой. — Приятного аппетита, фройляйн Штольц.

— Спасибо, — хрипло ответила я.