Катары

После короткой передышки в Монпелье армия крестоносцев 21 июля 1209 года подошла к стенам Безье. Виконт Раймонд-Роже де Тренкавель, племянник графа Тулузского, клятвенно пообещал жителям этого города, что никогда их не покинет и будет вместе с ними ждать прихода крестоносцев... Но когда войско приблизилось, виконт, забыв свои клятвы, поспешил укрыться за стенами Каркассона (еще одного принадлежавшего ему города), прихватив с собой нескольких еретиков с тем, чтобы защитить их, поскольку они были его подданными: хотя сам он оставался добрым католиком, но был терпимым и либеральным. Стало быть, в городе не было никакой официальной военной власти, с которой можно было бы вступить в переговоры, и представитель крестоносцев, которым был их собственный епископ, его преосвященство Рено де Монпейру, обратился непосредственно к проживавшим в городе католикам. Пьер де Во-де-Серне передает нам слова, с которыми он обратился к своей бывшей пастве, собравшейся ради такого случая в соборе[57]:

«Когда наши подошли к Безье, они направили туда епископа этого города, метра Рено де Монпелье [называемого также «де Монпейру»], вызывавшего уважение своим возрастом, своим образом жизни и своей ученостью [...]. Наши заявили: «Мы пришли сюда, чтобы прогнать еретиков. Мы просим здешних католиков, если таковые найдутся [эта оговорка показывает, что население города было по преимуществу еретическим], выдать нам еретиков, имена которых назовет вам достопочтенный епископ, поскольку он хорошо их знает и даже составил список[58]. В случае, если это сделать невозможно, пусть католики покинут город, оставив там еретиков, чтобы не разделить их участь и не погибнуть вместе с ними».

(АИ, 89)

Это послание было предупреждением в форме ультиматума; еретики на него даже не ответили, если не считать ответом то, что они осыпали стрелами крестоносцев, на чьей стороне был и Пьер де Во-де-Серне (в своей «Альбигойской истории» он неизменно называет их «нашими»): осажденные предпочитали умереть еретиками, не изменив своей катарской вере, а не христианами, рассказывает наш автор, и принялись осыпать стрелами осаждающих, «не дожидаясь, пока те двинутся на штурм».

Автор первой части «Песни о крестовом походе», Гильем из Туделы, более красноречив и высказывается более ясно и определенно. Если верить ему — а вполне возможно, что он прав, — католики в Безье жили в добром согласии со своими земляками-катарами, и они видели в крестовом походе нападение на окситанский народ под религиозным предлогом, за которым скрывалась попытка подчинить Окситанию французской монархии. Стало быть, его преосвященство епископ Монпейру не строил иллюзий насчет того, как откликнутся католики Безье, ревниво оберегающие национальное самосознание и стремящиеся к независимости, но не обольщался и насчет могущества, каким обладал чуждый Окситании монарх — французский король. Как бы то ни было, насчет своих способностей вести переговоры епископ заблуждался: катары, к которым он обратился с угрозами, заявили, что никогда не отрекутся от чистой религии и предпочтут умереть в своей вере. Что же касается жителей Безье вообще, то они, независимо от того, были или не были катарами, хорошо относились к своему епископу, однако больше всего дорожили собственным спокойствием.

Так вот, они отказались открыть ворота города крестоносцам и ответили епископу такими словами:

Впустить этих наемников? Отдать им наш город?

Лучше сдохнуть. Богом клянемся, крестоносцы ничего не получат,

даже обрезка сала, чтобы начистить свои башмаки.

Они думают, мы их испугались? И двух недель не пройдет,

они отсюда уберутся. Смотрите, как их много:

и целого лье дороги мало, чтобы всех их вместить.

Им никогда не прокормить столько людей [...].

(ПКП, 17)