Катастрофа

— И никуда бы вы не послали, — хладнокровно замечает Малл.

Март не перечит ей, а говорит:

— У нас и жены не такие!

Мать пробуждается от своих мыслей:

— Послушай, а где твоя молодуха?

Март не знает этого. И правда, Ильмы уже долгое время нигде не видно. Кажется, с тех пор, как из лесу вернулись… Да, тогда она еще была здесь, держала Марта за руку, затем высвободилась и поспешила к дому. Март заглядывает в невестину горницу. Это маленькая холодная комнатушка в торце риги. К свадьбе там поставили для молодых узкую кровать, купили электрообогреватель, да так все и оставили. Ильма любит там уединяться. Там она и лежит сейчас, бледная, с выступающими скулами, жесткие черные волосы рассыпаны по яркому пестрому одеялу. Она напоминает какую-то маленькую зверюшку — уж не ласку ли?

— Тебе нехорошо? — испуганно шепчет Март и прикрывает за собой дверь.

Ильма кивает:

— Иди сюда!

Март садится на край кровати. Ильма будто клещами сжимает своими тонкими сильными пальцами его руку и спрашивает:

— Она уехала?

— Давно уже.

— Знаешь, у нее были глаза совсем как у Риты! Точно так же смотрела, — торопливо шепчет Ильма. — Ты знаешь, мне теперь все время плохо, по утрам и… вообще из-за всякой ерунды. Знаешь, это, наверно, потому, что я беременна, уже четвертую неделю! — Ее голос прерывается, она напряженно смотрит на Марта.

— Гм… что? — смущается Март и обводит взглядом комнату, а затем спрашивает:

— Ты к врачу ходила?

— Нет еще, но какое это имеет значение?

— Ну, тогда надо бы и матери сказать — она обрадуется! — растягивая слова, произносит Март.

— Рано еще! — слегка раздраженно отвечает Ильма: ей кажется, что Март отклоняется от главного. — Что теперь будет? Ведь в ателье он не сможет жить!

— М-да, — задумывается Март. — Время еще есть. Но квартиры мы раньше, чем к Новому году, не получим. Если осенью выделят… Но ведь тебе и самой нельзя там больше оставаться… За лето надо что-то найти. Иначе придется тебе сюда перебраться — ведь тебе не надо каждый день ходить на работу.

— Не хочу без тебя!

— Что — Ильме плохо? — заглядывает в дверь мать.

— Нет-нет! — поспешно отвечает Ильма.

— Иди упакуй и для себя яйца…

— Мы ничего не будем брать с собой! — резко отвечает Март, недовольный, что им помешали.

— Да там и брать нечего — пару яиц, немножко шпику, хорошо кинуть на сковородку…

— Не стану я ничего тащить — автобусы набиты, ладно, если сами сядем!

— Не надорвешься, — замечает мать, — такой здоровенный мужик!

31 Отъезд

Семейство Малл втискивается в машину. Машина раскачивается и оседает, особенно когда на передние сидения опускаются Оскар и Мийя. Март, Ильма и Ильмар наблюдают за этим, стоя в воротах. Мать подходит к машине. Малл еще медлит садиться. Она держит мать за руку, как бы собираясь что-то сказать, но нечто как будто мешает ей. Наконец она произносит чуть напряженным и не совсем своим, однако бодрым голосом:

— Так ты не волнуйся, мы опять приедем! Поможем тебе!

— Да нет, чего там… — говорит мать. — Я из-за Энна беспокоюсь — у него был такой пришибленный вид!

Но и у самой матери вид не лучше. Голос Малл вдруг прерывается странным всхлипом, но затем она продолжает еще более бодрым и чужим голосом:

— Мы его у леса нагоним, Оскар может подбросить его до остановки!

Но у леса они никого не нагоняют.

Энн шагает по проселочной дороге к остановке. Уезжая, Анне спросила его: «Ты поедешь с нами?» — и Энн, конечно же, отказался. Теперь злость прошла, осталась одна горечь. Перед его глазами стоит лицо матери, на прощанье сжимающей его руку и твердящей: «Я вовсе не хочу стоять между вами!» Ему больно от покорного взгляда матери… Нет, Анне жестоко ошиблась! Если бы она приехала и стала ругаться, как вчера утром, — то это было бы глупой вспышкой, это можно извинить. А она вела себя холодно, как чинуша… И этот тон и манера иронически усмехаться, говоря о матери Энна или о его отчем доме, — словно речь идет о старом комоде, с которым Энн из-за дурацкой скупости не желает расстаться… Ведь тем самым она насмехается над самим Энном! Анне осуждает все, что выходит за рамки ее понимания! То, что его привлекало в жене, что разделяло их, то, к чему он постоянно стремился, на что искал ответа, — это не что иное, как черствость души! Нет, по-настоящему Анне его не любит! Может быть, только ребенка, да и то сомнительно. Она и не умеет любить! Она ценит только такую жизнь, где все в норме, где есть муж и ребенок, жизнь, все время бегущая в гору, и прочь, долой все остальное!.. Снова он видит, как мелькает в дверях пятка Пирет. Эта маленькая пятка причиняет ему боль. Так что же делать? Ясно, что по-старому продолжаться не может — ездить сюда, видеть горькую покорность в глазах матери, ловить на себе сочувственно-понимающие взгляды других, натыкаться на тактично опущенные взоры, на веки, скрывающие удовлетворенность собственной жизнью… Не остается ничего иного, как забрать дочь и просто удалиться, уйти от всего! Чушь! Анне никогда не отдаст ему ребенка. Анне способна на все что угодно!