Катастрофа

— На другой день, ровно в час дня, я был опять в Кремле у председателя Всероссийского Центрального Комитета Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов товарища Свердлова. Он провел меня к товарищу Ленину…

— Ура! Пьем за батько и Ленина, — заорало несколько иссохшихся, как пустыня Сахара, глоток. — Слава батько!

Выпили. Закусили кто салом, кто капустой или огурцом.

Махно вдруг, весь внутренне засияв, как гимназист на выпускном балу, сказал:

— Товарищ Ленин встретил меня как отец родной. И только. Одной своей ручкой, так сказать, взял меня за руку, другой — вот так, легоконько касаясь моего плеча, садил в кресло.

Свердлова он попросил сесть, а сам прошел к своему переписчику и сказал что-то. Потом сел против меня и начал расспрашивать.

— И чего он выспрашивал? — поинтересовался Каретников. Он всегда в этом эпизоде задавал этот вопрос.

— Первое — из каких я местностей? Затем — как крестьяне этих местностей восприняли лозунг «Вся власть Советам на местах»? И бунтовались ли крестьяне моих местностей против нашествия контрреволюционных немецких и австрийских армий?

Я на все отвечал кратко.

Свердлов сидит и слушает. Молчит не хуже рыбы.

Ленин обо всем расспрашивает меня подробно. А об одном месте моего рассказа три раза переспросил.

— Это об чем? — полюбопытствовал Лютый, грязным пальцем выковыривая мясо изо рта.

— А об том, что крестьяне лозунг «Вся власть Советам на местах» разумеют так: что вся власть на месте действительно должна отод… отожествляться с волей самих крестьян.

— Это понимание правильное? — спросил Ленин.

Я ответил:

— Да!

Ленину это не понравилось. Он мне говорит:

— В таковом случае крестьянство из ваших местностей заражено анархизмом.

Говорю:

— А рази это плохо?

Ленин уклончиво отвечает:

— Я, дескать, не хочу того сказать. Даже напротив, это ускорило бы победу коммунизма над капиталом и его властью.

Мне это было приятно. Но Ленин добавил:

— Только такое настроение в крестьянстве неестественно. Это все от анархистской пропаганды. Оно быстро развеется.

Я возразил, что вождю нельзя быть пессимистом.

Тут Свердлов встрял:

— Так что, анархию надо развивать среди крестьян?

Я ему режу в глаза:

— Ваша партия развивать не будет!

Тут Ленин подхватился:

— Во имя чего надо развивать анархию? Чтоб дробить силы пролетариата? Чтоб повести его на эшафот, под топор контрреволюции?

Я тут малость распалился. Объяснил ему, что анархисты не ведут к контрреволюции.

— А рази я это сказал? — спросил Ленин. И объяснил, что он просто против раздробления сил.

Потом мы стали говорить об мужестве красногвардейских отрядов. Я сказал, что участвовал в разоружении десятков казачьих эшелонов и никакого их мужества не заметил. И только.

Ленин удивился:

— Как так?

Отвечаю:

— Были мужество и революционность, но не такие уж великие. Трусливости и безыдейного воровства хватало.

Спросил меня Ленин за пропагандистов по деревням.

Я ему объяснил:

— Не нужно увлекаться. Пропагандистов по деревням так мало и они там беспомощны. И только.

Свердлов с восторгом улыбался.

Ленин же, сложивши палец-меж-палец кисти своих рук и нагнувши голову, об чем-то думал. Затем сказал мне:

— Об всем, что вы мне сейчас осветили, приходится сожалеть. Преобразовав красногвардейские отряды в Красную Армию, мы идем по верному пути к окончательной победе пролетариата над буржуазией.

И еще, повернувшись к Свердлову, сказал:

— Анархисты всегда самоотверженны, идут на всякие жертвы. Но они близорукие фанатики, пропускают настоящее для отдаленного будущего.

И тут же предупредительно повернулся ко мне:

— Вас, товарищ, я считаю человеком реальной и кипучей злобы дня. Если бы таких анархистов-коммунистов была хотя бы одна треть в России, то мы, коммунисты, готовы были бы идти с ними на известные условия и совместно работать на пользу свободной организации производителей.

Я почувствовал, что бла…благоговею перед Лениным, ведь я убежденно считал его виновником недавнего разгрома анархистских организаций в Москве. И я глубоко в душе начал стыдиться самого себя…

— Это ты зря, батько! Ты, батько, кремень! — сказал Лютый. — Значит, братва, пьем за батько.

Выпили.

Махно продолжал:

— И выпалил я в Ленина словами: «Анархисты-коммунисты все дорожат революцией и ее достижениями. Это свидетельствует об том, что они с этой стороны все одинаковы».

Ленин рассмеялся:

— Ну это вы нам не говорите. Большинство анархистов мало думает об настоящем. А это революционеру позорно. Это разделяет коммунистов с анархистами.

Потом Ленин стал расхаживать по кабинету и убеждать меня:

— В настоящем анархисты жалки, беспочвенны исключительно потому, что они в силу своей бессодержательной хвантазии реально не имеют с этим будущим связи. И у вас, на юге России, — то же самое.

Маненько я опять вспылил:

— Я полуграмотный крестьянин. И об такой запутанной мысли, за которую вы, товарищ Ленин, выразились, понятие не имею. И только. Но в корне вы ошибаетесь, что мы не понимаем настоящего.