Катастрофа для байкера

Я слушала не очень сосредоточенно. Да и Макс, казалось, рассказывает всё только для того, чтобы отвлечь меня. Ему удавалось с переменным успехом, я покачивала головой в такт рассказу, а сама думала о Марке, о том, что у меня нет никого, кроме него, что я просто не могу его потерять, судьба не может быть настолько жестока. Какой дурацкий глупый несчастный случай, ведь Зуб, наверное, не хотел стрелять в меня, он выстрелил от испуга, когда Марк дёрнулся вперёд, чтобы меня закрыть. Если бы можно было отмотать время, я бы вообще там не показалась, ждала бы тихо в коридоре, Марк с Максом бы не растерялись… а теперь он где-то там, над ним колдуют врачи, и неизвестно, выживет он или нет.

Мы провели в том коридоре несколько часов. Наконец лампа с надписью «Идёт операция» погасла, а ещё минут через десять огромная железная дверь с лязгом отворилась. Я затаила дыхание, Макс тоже напрягся, и мы поднялись одновременно, как по команде.

Вышел врач в синем халате, шапочке. Маска мешала разглядеть лицо. Он посмотрел на нас, как-то устало и грустно вздохнул, и сердце болезненно затрепыхалось у меня в груди.

— Ну что там? — не выдержал Макс первым.

Господи, пожалуйста… только бы…

— Операция прошла успешно. Только предупреждаю, в таких случаях мы обязаны сообщать правоохранительным органам. Сами понимаете, огнестрельное ранение.

Не знаю, чего ожидал врач: испуга, несогласия, попытки дать взятку. Макс только обрадованно закивал:

— Отлично, полиция уже разбирается. Так с ним всё в порядке?

— Ну как в порядке, восстановительный период впереди, но вообще парень в рубашке родился. Повезло, что в печень не попало, парой сантиметров правее — и каюк пацану. Не довезли бы. А так — поболит и заживёт. Ангелу-хранителю его свечку поставьте.

Господи.

У меня подкосились ноги. От облегчения, от радости, от понимания, что всё висело на волоске. Но я смогла. Я справилась.

Макс поспешно подхватил меня, не позволив упасть. Я вцепилась в его пропахшую бензином куртку и попыталась дышать размеренно. Марк жив! Марк будет жить.

Макс утешающе похлопывал меня по спине, а сам расспрашивал доктора.

— А к нему можно? — вклинилась я.

Врач покачал головой:

— Пациент ещё под действием наркоза. Завтра приходите.

— Давай, пойдём, — тут же отреагировал Макс. — Отвезу тебя домой, а завтра с утра привезу. Чего ты будешь всю ночь на стуле куковать.

Я согласилась, но предварительно всё же вытребовала возможность хотя бы ненадолго заглянуть к Марку. Стоило увидеть, как он лежит на узкой больничной койке, бледный, с заострившимися чертами лица, глубоко запавшими глазами, под которыми чётко выделялись синяки, с катетером в вене, как невыносимая жалость прошила сердце.

Это из-за меня он пострадал. Больше не буду лезть ему под ноги, мешаться, требовать, чтобы он непременно делал так, как я хочу. Пусть решает свои мужские дела в мужской компании, без страха за меня, а я буду, как подобает беззащитной слабой женщине, тихо ждать его возвращения.

Я даже не успела додумать эту мысль до конца, как уже знала ответ.

Ведь нет же. Не буду.

Но, может быть, он бы и не полюбил меня, если бы я была из тех женщин, которые беспрекословно ждут дома.

С утра я уже была в больнице, как штык. Только сейчас я разглядела, какая она убогая: обшарпанные стены, продавленные койки, грубые хмурые медсёстры. Было такое ощущение, что время остановилось где-то в девяностых, и с тех пор больница жила исключительно на самофинансировании. Катастрофически не хватало лекарств, в палате воняло куревом, пациенты вопили и ругались, даже пили водку у окна, на что никто из медперсонала не обращал никакого внимания.

К обеду Марк пришёл в себя, мы немного поболтали, но рана явно сильно болела, и разговор пришлось прервать. Я сходила к сестре, попросила обезболивающее, устроила скандал, когда мне внаглую объявили, что услуга эта платная. Кое-как добилась, чтобы лекарство вкололи, и Марк снова заснул.

Я с тоской наблюдала за его осунувшимся лицом. Увезти бы его отсюда. Было страшно, что его здесь угробят. А если даже и нет, то такими темпами выздоровление всё равно затянется. И ему же больно, что будет завтра, когда я буду на работе? Он весь день будет страдать, если его снова не обезболят.

Может, позвонить Максу и попросить увезти домой? Перевязки делать я смогу, научусь и уколы колоть.

Я уже почти было решилась пойти к главврачу и так и заявить, как дверь палаты распахнулась. На пороге стоял представительный мужчина в деловом костюме. Знакомый мне мужчина.

Я отступила к кровати, словно надеялась этим защитить Марка.

Его отец неторопливо зашёл, оглянулся, увидел пьянку у окна, замызганные стены, грязный пол. Брезгливая гримаса на его лице стала ещё брезгливее.

— Какое убожество, — медленно процедил он. Потом перевёл взгляд на меня, и мне показалось, что его слова относились и ко мне тоже. — Отойди.

— Он спит. Зачем вы приехали? Как вообще узнали?

Глупый вопрос. Уж у него хватает способов узнавать нужную информацию.