Категория трудности

Наконец рядом со мной Борис Студенин. Потом так же медленно, мотая душу, подтягиваются Володя Безлюдный и Володя Кавуненко. Мороз за тридцать градусов, но я не чувствую его даже в бездействии. Напротив, то и дело бросает в жар – психическая энергия срабатывает не хуже механической.

Все в сборе, и я снова выхожу вперед… Порою человеческие испытания выглядят со стороны драматичнее, чем воспринимает их сам испытуемый. Сейчас, наверное, тот случай – у меня нет ощущения, что я на грани человеческих сил. Правда, кажется: еще немного, и подойду к ней вплотную. Проходит «немного» и еще «немного», но грань то ли отодвигается, то ли я просто не знал, насколько она далека. И это незнание наиболее мучительно. Подобное чувство испытываешь в стоматологическом кресле, когда сверло бормашины доходит до нерва. Потом, когда разберешься, понимаешь: мучительна была не столько сама боль – ее можно терпеть, – сколько боязнь, что сейчас будет еще хуже. Словом, если подумать, невольно приходишь к мысли: негатив нашей жизни все больше идет от страха. Наверное, страх и есть тот самый гетевский Мефистофель. Счастлив тот, кто его победит. Но ведь мы и пришли сюда, чтобы черпать свое счастье. К чему же тогда вопрос: «Зачем вы ходите в горы?!»

Я боялся, что будет хуже, когда проходил вторую и третью веревки. А на четвертой и пятой при свете выглянувшей луны увидал, что до северной вершины рукой подать. И тогда стало ясно: самое трудное позади.

До сих пор ни на одном из пройденных маршрутов мне не пришлось перевалить эту грань, хотя, возможно, не раз подступал к ней вплотную. Думаю, оттого, что все мои восхождения были по силам, в пределах личных возможностей. Я ходил лишь там, где чувствовал, что могу.

Мне возразят: дескать, даже если знать свои силы, то неизвестно, сколько их понадобится, чтобы одолеть незнакомый подъем. Можно ли определить снизу, что по силам, а что нет? Можно и должно. В этом тоже смысл альпинистского опыта, интуиции. С каждым восхождением набивается глаз на визуальную оценку маршрута, с каждым восхождением приходят все более объективные знания своих физических и духовных сил. Истинную зрелость восходителя венчает именно то чутье, которое подсказывает, что по плечу, а что нет. А покуда он не обладает такой зрелостью, этот вопрос должны решать за него другие – в самом жестком, директивном порядке. Демократии здесь нет и не может быть, ибо она в альпинизме безнравственна. Еще раз скажу: только такой альпинизм имеет право на существование.

Альпинистские правила, в разработке которых впоследствии мне довелось принимать участие, нацелены на то, чтобы, не выхолащивая остроту ощущений горовосходительского риска, сделать этот вид спорта наименее опасным. Им разумеется, далеко до идеальных, они пока еще не профилактируют все типичные случаи аварий и не могут служить залогом стопроцентной безаварийности. Но они непрерывно шлифуются нарастающим восходительским опытом. И коррекция их рождается не за канцелярскими столами, а на таких вот «перемычках».

Но повторяю, правилам этим далеко до совершенства. И недостаток заключается еще и в том, что им не хватает жесткости в вопросе: кому что дозволено? Восходитель имеет право только на те восхождения, которые он может совершить с большим запасом прочности – эта мысль отражена в правилах как одна из основных. И все же именно она-то и требует особого усиления. Ее-то и следует воплотить в еще более суровую и бескомпромиссную форму.

К двум часам ночи перемычка осталась у нас за спиной. Пять веревок – пять часов. Потом еще пять часов бессонницы в палатке – устали настолько, что заснуть не смогли. Утром…

Утром рассмотрели «нарисованные» нами следы и ужаснулись: несколько часов назад нас спасло не иначе как чудо – одна из площадок, куда я принял ребят, оказалась карнизом… Судя по тому, как он утоптан, мы чувствовали себя на нем очень уверенно. И карниз с виду хилый – непонятно, как он выдержал нас четверых?!

Спуск прошел нормально, если не считать некоторого приключения с Володей Кавуненко. Во время небольшого траверса стены Кавуненко ушел за перегиб. Безлюдный выдавал ему веревку вслепую и чуть недовыдал. Нарушилась синхронность, и Кавуненко, как говорят альпинисты, одернулся. Но при хорошей страховке и собственном мастерстве он пролетел маятником метров десять и благополучно встал на ноги без единого ушиба, отделавшись, что называется, легким испугом. Но это рабочий момент. Всегда ожидаемая и статистически неизбежная издержка.

На этом кончилось покорение Ушбы.

Сейчас 1981 год. И я не могу не подчеркнуть исключительности этого восхождения. Прошло пятнадцать лет, но до сих пор наш «зимний путь» не повторен…

ГЛАВА V. МОРАЛЬНЫЙ АСПЕКТ ТЕОРИИ ВЕРОЯТНОСТЕЙ